Красивая фразеология нередко прикрывала весьма прозаическую действительность. Так, скорее приходится толковать слова кн. Львова в газетном интервью 19 марта, принятые Милюковым историком за «директивы» новым представителям администрации, приезжавшим в Петербург и «неизменно» получавшим в министерстве указания, которые находились в соответствии с публичными заявлениями руководителя ведомства. Кн. Львов представителям печати сказал: «Временное правительство сместило старых губернаторов и назначать новых не будет. На местах… выберут. Такие вопросы должны разрешаться не из центра, а самим населением». Роль правительственных комиссаров Львов определил, как выполнение функций «посредствующего звена» между местными общественными комитетами и центральной властью. Здесь никакой «маниловщины» не было465
. Надо помнить, что речь шла о тех временных правительственных комиссарах, которые в лице председателей земских управ согласно распоряжению центра 5 марта заменили устраненную или самоупразднившуюся губернскую администрацию. Свое телеграфное распоряжение министр внутренних дел сделал не по собственной инициативе, как изображает в воспоминаниях Керенский, а согласно постановлению Совета министров 4 марта. Набоков считает эту «непродуманную и легкомысленную импровизацию» одним из «самых неудачных» правительственных актов и, вспоминая споры относительно обновления администрации на съезде земских и городских деятелей, полагает, что в обстановке 17 года «изъятию» могли подлежать лишь «единицы». Предположение о возможности сохранения в революционном катаклизме высшей административной и полицейской власти на своих местах столь противоестественно (искусственное сравнение с 1905 г. малоподходяще), что делает критику просто совершенно отвлеченной. (Не забудем, что предреволюционная думская агитация шла под лозунгом – «освобождение народа от полиции» – речь Милюкова 15 февраля.)Другим политическим деятелям первая административная мера Правительства казалась «в общем, удачным шагом» (Мякотин). Конечно, если бы Временное правительство, будто бы заранее выбранное, предварительно наметило и ответственных комиссаров из популярных общественных деятелей на местах, эффект назначения из центра получился бы иной. Представители старого земства не всегда подходили к настроениям эпохи, и назначение их на пост губернских революционных комиссаров вызвало трения на местах466
. В докладе Временному Комитету Гос. Думы его отдела «сношений с провинцией» говорилось даже, что назначение комиссарами председателей губернских и уездных управ вызвало «общее недовольство». Правительство пошло «навстречу желаниям населения» и предложило вместо неприемлемых для него «назначенных комиссаров» представлять своих кандидатов. Вот те условия, при которых в центре появилось газетное интервью кн. Львова. Можно ли сказать вслед за Набоковым, что Правительство считалось «не с действительным интересом, а с требованиями революционной фразы, революционной демагогии и предполагаемых настроений масс»? Здесь как раз Правительство проявило целесообразную гибкость и не дало переродиться местному «правотворчеству» в уродливые формы анархии. Еще вопрос: не привели ли бы последовательные попытки административной опеки, т.е. назначения правительственных комиссаров «поверх» создавшихся в дни переворота общественных организаций, к большей дезорганизации, чем это было в марте.III. Социальная политика
1. Роковая презумпция
Местное «правотворчество» касалось не только сферы управления – оно распространялось на все области жизни. Правительство как-то всегда и везде опаздывало. Это и питало бытовое двоевластие. В чем же был секрет? Правительство запаздывало отчасти из-за присущего ему догматического академизма. Люди, составлявшие первую генерацию Временного правительства, стремились дать стране наилучшие законы, не всегда считаясь с реальной потребностью революционного момента467
.