— Ложь! — не выкрикнул, но взвизгнул книжник, разом утратив добрую половину спокойного достоинства и внушающей собеседникам доверие непоколебимой уверенности в себе и своих словах. — Ложь, как и все, исходящее от тебя!
— Это была стрела из арбалета, — уронил Гардиано. — Хорошего арбалета, сделанного здешними умельцами и с клеймом мастерской. Стрелок так торопился, убегая, что выронил свое оружие, а я подобрал. Прошел по его следам до самого порога мастерской и вызнал, кто заказал для себя такую прекрасную вещицу. Мне назвали имя… Эсс, не дай ему!..
Малость позже царевич все-таки отчасти сумел разобраться, что произошло.
А случилось несколько вещей одновременно.
Первой из этих вещей было неуловимое глазом, струящееся движение обманчиво расслабленного Кириамэ, заинтересованно внимавшего спору. Пересвет ощутил мазнувший по лицу леденящий холодок и то, как жалобно застонал рассекаемый душноватый воздух горницы. Принц говорил, это называется «баттодзюцу» — воинское искусство мгновенного выхватывания меча из ножен и свершение смертоносного удара прежде, чем противник сумеет уловить краем глаза серебристый промельк летящего клинка и защититься ответным выпадом.
Второй вещью было замеченное Гаем движение Аврелия, дернувшегося к болтавшемуся по стене плетеному шнурку — обычно протянутому к малому колокольцу в людской или девичьей, вызвать в господские покои прислугу. Но эллин жил вроде один, зачем бы ему трезвонить?
Спустя еще удар сердца Пересвет услышал пронзительный вой и увидел, как эллин, скрючившись, прижимает к груди правую руку — на которой из пяти пальцев теперь остались четыре коротких обрубка. Из багровых с изжелта-белой сердцевиной дыр толчками выплескивалась кровь, удивительно яркая и блестящая, стремительно заливавшая и пропитывавшая все вокруг — одежду Аврелия, стену, пол и домотканый половичок. Она остро и кисло пахла медью — а может, это несло от самого книжника.
Пол под ногами едва заметно ворохнулся, заскрипев сочленениями вырывающихся из пазов и приподнимающихся досок. Гай с силой толкнул стол, пинком отшвырнул коврик и как подкошенный рухнул на колени в растекающиеся скользкие пятна крови, жутковатым в своей резкой настойчивости голосом рявкнув:
— Эссиро, нож!
Кириамэ метнул в его сторону выхваченный из ножен короткий вакидзаси. Пересвет, едва успевавший вертеть головой туда-сюда, увидел, как ромей, не обрачиваясь, выцепляет выброшенной над плечом рукой летящий клинок и с размаху загоняет лезвие между половиц.
— Заткни его! — это уже распоряжался Ёширо. — Заткни и перехвати ему чем-нибудь руку, покуда он не истек кровью, как свинья! Пусть останется в живых!
— Зачем? — обрел дар речи Пересвет. Кириамэ глянул на сердечного друга, как на полнейшего дуцзи, то бишь от рождения слабоумного и расслабленного всеми членами великовозрастного младенца.
— Мы твоему отцу и горожанам труп предъявим или живого уличенного убийцу? Да шевелись же!
Ловко переметнувшись через кровавые потеки, нихонец бросился на помощь Гардиано. Используя лезвие вакидзаси и собственные пальцы в качестве рычага, рыча и сквернословя, тот выворачивал часть пола, открывая черную щель подпола. Всхлипывающий и скулящий Аврелий, скребя плечом по стене, нетвердыми шагами полз к дверям в сени.
Не кулаками же его дубасить, чтоб обеспамятел и смолк, озадачился Пересвет. Рванул с поставца переписчика шнуры с тяжами, мешочками, заполненными речным песком и свинцовыми окатышами. Книга, над которой трудился Аврелий, покачнулась и грузно свалилась на пол, многоцветные пергаментные листы измарались в крови. Царевич крутанул увесистые мешочки, нацелив их точнехонько в висок Аврелию.
Коротко охнув, книжник мешком распластался на полу. Теми же плетеными шнурами Пересвет натуго перетянул ему руку в запястье, обмотал обрубленные пальцы подвернувшимися под руку тряпицами — те сразу сделались липкими и скользкими от крови. Припомнив слышанное от дружинных, перевернул эллина на спину и примотал руку к нижним перекладинам тяжелой скамьи, чтоб повисла навроде окорока на крюке. Вроде тогда кровь не может вздыматься по жилам быстрее, а значит, не будет хлестать из обрубков. А где ж сами-то отсеченные персты?
Наверное, в суматохе угодили кому под ногу и отлетели к стене, рассудил Пересвет. Сыскать или не до них? Опытный лекарь, говорят, может шелковой нитью пришить отрубленный палец и тот прирастет заново…