Мартовские дни (СИ)

— Живей всех живых, — уверил невидимого собеседника царевич. — Поклон велела передавать сударыне Елене. Хозяин добрый, может, впустишь? Надрывно как-то глотку рвать, всё ж не казенная. Чай, не на базаре за низку калачей торгуемся.

— У кого ты отнял дитя Арыси? — голос исполнился едва сдерживаемой злости. — Чем вынудил служить себе и защищать?

— Да не отбирал я его, — оскорбился Пересвет. — Такого отберешь, пожалуй. Добром попросил. Мне его ромалы одолжили, до острова Буяна слетать. Это Буркей. Сам-то кто будешь, хозяин неласковый? Вопрошаешь только да гневаешься. Эдак разве гостей встречают?

— Иных незваных гостьюшек я привечаю стрелой в упор, — откликнулись с барбикена. — Лисавет Патрикеевна! — огромная лиса навострила уши. — Будь добра, сопроводи.

Это ж у какого Патрикея уродилась такая Лисавета, подумалось царевичу, когда старые ворота, пронзительно и тягуче скрипнув, отворились сами собой. Человек, жеребец и бдительно державшаяся поодаль лиса прошли под нависающей аркой в единственный внутренний дворик старого замка. Узкий и стиснутый нависающими с четырех сторон облупленными, темными строениями. Пятно бледного света ползло за незваными гостями, лужицей расплескиваясь по выщербленным камням. Облизывая и высвечивая схваченные морозцем кустики бурьяна, проросшего меж камней. Валяющееся на боку седло с высокой лукой, груду переплетенных стальных колец, некогда бывшую кольчугой, прислоненные к стене копья и нацепленный на навершие одного из них череп.

Щелкнули о камень каблуки. Пересвет заполошно обернулся. Догоревший факел он выбросил, но меч по-прежнему сжимал в руке.

В пути к Синь-озеру царевич не раз воображал, какой явится ему таинственная чародейка, не рожденная и не ведающая смерти. Супруга давнего пращура мнилась Пересвету статной, движущейся подобно волне или матерой турице, с волосами цвета льна, убранными в толстую косу. С переливчатыми глазами — то небесно-голубыми, то черными, как ночь, то золотистыми.

На высоком каменном крыльце, льнувшем к основанию главной башни замка, тенью маячил некто гибкий, узкоплечий и вроде без косы-девичьей красы. Затянутый в кафтанец до колен, и в широких шароварах, заправленных в сапоги. В сложенных чашечкой перед грудью ладонях стремительно вращался, плюясь искрами, крохотный огневеющий шарик. Который, с обреченным замиранием сердца понял царевич, вполне может прилететь ему прямиком в лобешник.

Лучшее, что пришло на ум Пересвету — нарочито медленно вложить клинок в ножны и поклониться. Поклон спины не ломит, а полезен бывает. Злое, колючее сияние малость поутихло. Хозяин острова Буяна разглядывал незваного гостя. Поблизости неотступной, мрачно зыркающей тенью маячила лиса Лисавета. Буркей раздраженно пофыркивал в ее сторону, всем видом показывая, что готов в любой миг учинить смертный бой.

— Ладно, — наконец вымолвил чародей. — Коли добрался, давай хоть словом перемолвимся. Поднимайся сюда, — он скрылся в стрельчатом дверном проеме. Сияние торопливо втянулось следом, оставив Пересвета и рыжего коня в звездных сумерках. Легко процокали по камням невтяжные когти. Лисица взлетела по высоким крошащимся ступенькам и шмыгнула в дверь, только белый кончик хвоста мелькнул.

— Может, это совсем даже не Елена? — шепотом поделился в подергивающееся конское ухо Пересвет. — Может, подручный ее какой или ученик? Боязно, а надо сходить. Разузнать, как да что. Зря мы, что ли, неслись за тридевять земель сломя голову? А ты бди. Если что, я голос подам, но и ты не зевай.

Буркей фыркнул, азартно пристукнул копытом. Стою, мол, в дозоре, глаз не смыкая. Явлюсь по первому зову, только свистни!

Оступаясь в полумраке, Пересвет взошел по ступенькам на крыльцо. Дверей в проеме не было, но чуть дальше по извилистому коридорцу он ткнулся лицом в жесткий ворс толстого ковра. Отогнув занавесь в сторону, царевич вошел, украдкой бросил взгляд по сторонам.

Небольшой покой-горница, низко над головой темнеют скрещенные, источенные жучком балки. Высокие узкие оконца, смахивающие на прорези-бойницы, уцелевшие рамы в обоих затянуты бычьими пузырями. Трехлапые жаровни темной бронзы, от плывущего жара в комнатушке тепло и даже уютно. Сундуки вдоль стен, полки с большими и малыми книгами, в дорогих окладах с цветными каменьями и в обложках попроще, все аккуратно расставлено. В дальнем углу неопрятное гнездовище из шкур, скомканных бархатных занавесей и цветастых половиков, лисье лежбище. Сама Лисавет Патрикеевна свернулась ворохом рыжего меха, прищуренные глаза на узкой морде бдительно следят за каждым шагом незваного гостя. Рядом с лисицыным логовом стояла ровно застеленная походная койка на деревянном каркасе с примотанным шнурами кожаным основанием-люлькой. На каменном полу спорили пестротой несколько брошенных друг поверх друга ковров. Ковры попирал резными ножками тяжелый стол, к столу придвинуты табуреты. Шандал из оленьего рога с яркими свечами, кувшин да пара кружек.