Маруся Климова

перевод. Короче говоря, я арендовала столик, выложила на него книги и стала

ждать…

О, это была моя первая встреча с миром профессионалов! В данном случае, правда, из книготоргового бизнеса, но все равно. И пожалуй, никогда больше --

ни до, ни после -- мне не приходилось выслушивать столько снисходительных и

унизительных замечаний в свой адрес, не говоря уже о насмешливых взглядах, которые я в тот день постоянно ловила на себе. Примерно половина из тех, кто

тогда проявил интерес к моему столику, сначала долго и внимательно изучал

книгу, ощупывал твердый и внушительный корешок, вертел ее в руках и так, и

эдак, и только потом, наконец, пробегал глазами по названию и произносил

вслух: «Смерть в кредит»? Нет, сейчас зарубежные детективы больше не идут.

Опоздали, мадам…» Ко всему прочему, издательница моего перевода зачем-то

разместила на суперобложке голый женский зад с репродукции картины модного

в те годы художника Фукса, так что все остальные из приближавшихся ко мне

даже не брали в руки книгу, а просто брезгливо морщились и презрительно

цедили сквозь зубы что-то вроде: «Достали уже со своей эротикой!»

Естественно, поначалу я пыталась было что-то возражать, но вскоре поняла, что

это бесполезно, потому что, если твой собеседник по каким-то причинам не

знает, кто такой Селин, то это ему так просто и не объяснишь. Впрочем, в этом я

убедилась еще задолго до ярмарки, -- когда искала издателя для своего

перевода... В общем, в тот день я так ничего и не заработала. Все оказалось

далеко не так просто, как я думала. Кое-какие договоры, правда, я все-таки

заключила, но и они, судя по всему, в дальнейшем не получили подтверждения.

Никаких процентов с них я, во всяком случае, так никогда и не увидела. Видимо, те, кто эти договоры поначалу подписал, в дальнейшем тоже от них отказались, когда выяснили, что Селин -- это никакая не эротика, и не детектив, как они

первоначально подумали…

Я специально так подробно излагаю эту невыдуманную историю, чтобы

каждый мог как можно явственнее почувствовать и осознать совершенно

реальную и невыдуманную разницу, а, возможно, даже и пропасть, которая

отделяет гения от всевозможных обывателей-профессионалов. Тем более, что в

данном случае речь идет о Селине, а не обо мне. Селина ведь как-никак изучают

селинисты всего мира, его издают в «Плеяде» у Галлимара, биографы пишут его

182

многотомные биографии и т.д., и т.п., то есть этот писатель отвечает всем

формальным признакам гения, что бы там ни говорили его недоброжелатели. Так

что мое присутствие на ярмарке в качестве продавца его книг не способно

замутнить совершено обнаженный смысл случившегося, который заключается в

полном одиночестве и изолированности гения от окружающих. Еще бы, ведь

презрительными насмешками осыпали прежде всего уже признанного всем

цивилизованным миром гения, Селина, а не меня…

Нет, что ни говори, но, несмотря на кажущуюся обыденность описанной

мной ситуации, такое в новейшей истории человечества случалось не часто.

Разве что в библейские времена, когда в образе обычного человека этот мир

решил посетить сам Господь Бог, о котором к тому моменту тоже ведь уже были

написаны целые тома всевозможных сочинений и исследований, составившие

впоследствии увесистый том Ветхого Завета. Определенные аналогии тут

напрашиваются сами собой… То есть, я хочу сказать, что, подобно тому, как

Библия является ключевой книгой для понимания истории человечества на

протяжении последних двух тысячелетий, описанная мной ситуация вполне

может служить своеобразным ключом к пониманию всей истории русской

литературы, уложившейся в два прошедших столетия.

Главная проблема гениев, на мой взгляд, заключается в отсутствии у них

специального языка, способного отделить посвященных от непосвященных, наподобие того, как это обычно происходит во всех упомянутых мной выше

случаях с «компасом», «алкоголем», «осужденными» и пр., пр., пр. Разгадка же

этой видимой странной «бесплотности» гениальности, не способной облачиться

даже в какую-либо минимальную словесную оболочку, заключается в том, что, как я уже неоднократно писала и говорила, никакой литературы, на самом деле, не существует и никогда не существовало. Гений тот, у кого хватает мужества

остаться один на один с вечностью, то есть фактически ни с чем, с пустотой…

Признаюсь, мне с некоторой грустью приходится наблюдать, как под

напором обыденных представлений об искусстве современная поэзия утрачивает

свои традиционные очертания и все больше становится похожа на прозу. В

столбик сегодня отваживаются писать фактически только дипломированные

специалисты в этой сфере, то есть выпускники Литинститута…