Маруся Климова

современного искусства, например, с совершенно серьезным видом подверг

критике либеральную трактовку известного высказывания Ленина о том, что

"коммунизм наступит тогда, когда каждая кухарка научится управлять

государством". По его мнению, либералы совершенно напрасно хихикают по

этому поводу, так как Ленин имел в виду совсем не то, что они думают и над чем

смеются, а то, что “коммунизм должен наступить тогда, когда каждая кухарка

достигнет такого совершенства, что...” Не знаю даже, стоит ли продолжать эту

глубокую мысль -- по-моему, и так все понятно! Cherchez la femme! С чего я, собственно, и начала…

Вот так и случилось, что я, несмотря на свою врожденную веселость, все

чаще чувствую сегодня припадки ужасной тоски и отвращения. И вовсе не от

того, что в последнее время мне уже не так приятно смотреть на себя в зеркало...

Самую большую скуку у меня вызывает вот эта не прекращающаяся ни на

секунду вселенская тяга к совершенству! Одна кухарка уже создала понятную

каждой кухарке книгу -- "Унесенные ветром"! О каком совершенстве еще можно

мечтать?

Глава 28

Жизнь после смерти

Когда-то в далеком прошлом – правда, это было уже очень давно, и сегодня

мне даже как-то странно об этом вспоминать, - мне было очень жалко Зайцева, Шмелева, Цветаеву, Бунина да вообще практически всех писателей-эмигрантов, я чуть не плакала над их участью! Как это ужасно - вдали от родины, вдали от

любимых, от отеческих гробов, от родного пепелища! А у Шмелева и сына еще к

тому же расстреляли, и он от этого удара вообще оправиться не смог. Потом, уже

во Франции, он, кажется, постепенно и вовсе утратил способность писать: какие-

то обрывки фраз, отдельные слова и многоточия, как будто он задыхался вдали

от России, без которой просто не мог жить. И вот эти обрывочные слова, как

глотки воздуха, которые он судорожно в себя втягивал, как будто в последнем

усилии, в последнем порыве устремляясь к жизни...

Должна признаться, в первый раз я увидела не какого-то одного белого

русского, а сразу целую толпу – когда мой знакомый повел меня в церковь Сен

Серж, и я была даже немного разочарована, потому что оказалось, что они ничем

особо не отличаются от французов, по крайней мере, на первый взгляд, внешне –

ну разве что более белесые, бледные и засушенные, -- засушенные потому, что в

основном там были люди весьма преклонного возраста. Один из них дышал

очень громко, с хрипами и переливами, и даже как будто подхрюкивал

123

периодически -- звуки его дыхания напоминали сильный храп, но он не спал, а

просто так дышал... Другой, трясущийся старичок, удивительно похожий на

жабу, вцепился в меня двумя своими иссохшими лапками и, оживленно тряся

мою руку, стал приглашать в гости, при этом у него на губах запузырилась

слюна, я постаралась поскорее отойти, чтобы он меня, не дай Бог, не обрызгал.

Мой знакомый шепотом называл мне их имена и фамилии, а меня буквально

трясло от возбуждения -- боже мой, да я же про них столько слышала, читала, а

теперь вижу воочию, это же просто невероятно! Я внимательно смотрела на них, стараясь запомнить, кто есть кто, но мне это так и не удалось – чем-то все они

неуловимо были похожи, или же сливались для меня в одно целое…

Вероятно, поэтому всякий раз, приезжая в Париж, я до сих пор невольно

чувствую себя тоже чуточку эмигранткой… Впрочем, наверное, это все равно

что примерять на себя чужое платье. Все-таки, я никуда никогда всерьез не

эмигрировала – скорее, просто путешествовала. А несколько моих школьных

подруг так и исчезли в этом безумном городе - "безумном", потому что тут чуть

ли не на каждом шагу попадаются сумасшедшие, и это сразу бросается в глаза, даже после Петербурга! Один гордо шествует по улице, обнажившись по пояс, другой, наоборот, натянул на уши дубленку, третий идет по мостовой прямо в

носках… И все, как это и положено безумцам, громко разговаривают сами с

собой. Нет, что бы там ни говорили, а сумасшедших в Париже гораздо, гораздо

больше, чем в Петербурге! И когда я впервые приехала в Париж, то этот город, подобно горячечному бреду безумца, меня как-то целиком охватил, окутал, и я

вообще перестала что-либо соображать. Я сама на какое-то время превратилась в

такого же безумца, мечущегося по этим пыльным магическим улицам в поисках

неизвестно чего и даже не пытающегося присесть хоть на минуту - все равно

будто ветром сдует, и тут же бежишь дальше, не в силах справиться с

внутренней нервной дрожью...

Хотя, в сущности, Париж не такой уж и плохой город, как об этом теперь все

долдонят. Обидно, что многие сочли мой роман "Домик в Буа-Коломб"

франкофобским - я не заслужила подобных обвинений! Но эмигрировать?! Мне

всегда казалось, что в этом желании так вдруг взять и покинуть своих друзей и

близких есть нечто от того, что должен испытывать самоубийца. Помню, в