Марусина заимка

     -- Э, полноте, Василий  Иванович! Я  ведь  вижу...  Действительно,  под навесом стояла тройка в шлеях и хомутах.

     Василий Иванович засмеялся.

     --  Нет, в самом  деле, --  сказал он затем  серьезно.  --  Вам теперь, вероятно, не к спеху... Пожалуйста, я вас прошу: погодите!

     -- Да зачем же? Уж не губернатора ли дожидаетесь?

     -- Губернатора!  -- засмеялся  Василий  Иванович.  --  Куда махнули! И всего-то надворного советника, да уж очень хочется мне  этого парня уважить, право... Вы не обижайтесь, я и вам тоже всею душой. Но ведь я вижу: вам не к спеху, а тут,  можно сказать, интерес гуманности, правосудия и даже спасения человечества.

     -- Да что у вас с правосудием тут? Какие дела завязались?

     -- А вот погодите, расскажу. Да что же вы  здесь стоите? Заходите в мою хибарку.

     Я  согласился и последовал за Васильем Ивановичем в  его "хибарку", где за чайным столом нас ждала уже его супруга, полная и чрезвычайно добродушная дама.

     -- Да,  так вы насчет правосудия спрашивали? -- заговорил опять Василий Иванович. -- Вы фамилию Проскурова слыхали?

     -- Нет, не слыхал.

     -- Да и чего слыхать-то, -- вмешалась Матрена Ивановна. -- Такой же вот озорник, как и мой, и даже в газетах строчит.

     -- Ну, уж это вы напрасно, вот уж напрасно! -- горячо заговорил Василий Иванович. -- Проскуров,  матушка  моя,  человек благонадежный,  на  виду у начальства.  Ты  еще угоднику  моему свечку должна поставить  за то, что муж твой  с этакими  лицами  знакомство  ведет. Ты что о Проскурове-то думаешь? Какого-нибудь шелопая сделают разве следователем по особо важным делам?

     -- Что вы это мелете? -- вступился  я. -- Какие тут следователи, да еще по особо важным делам?

     -- То-то и я говорю, -- ободрилась Матрена Ивановна, -- врешь ты все, я вижу.  Да  что я-то,  по-твоему,  дура  набитая, что  ли?  Неужто  важные-то начальники такие бывают?

     --  Вот вы у  меня  Матрену Ивановну  и смутили, -- укоризненно покачал головой смотритель. -- А ведь, в сущности, напрасно. Оно, конечно, по  штату такой должности у нас не полагается, но если человек, все-таки, ее исполняет по особому, так сказать, доверию, то ведь это еще лучше.

     -- Ничего я тут не понимаю, -- сказал я.

     -- То-то  вот.  Сами не понимаете, а женщину  неопытную смутили! Ну, а слышали  вы,  что  у нас есть тут компания  одна, вроде  как  бы на  акциях, которая ворочает всеми делами больших  дорог и  темных  ночей?..  Неужели  и этого не слыхали?

     -- Да, слыхал, конечно.

     --  Ну, то-то. Компания,  так сказать,  всесословная.  Дело  ведется на широкую ногу,  под девизом: "рука руку моет", и  даже не чуждается некоторой гласности:  по  крайней  мере  все   отлично  знают  о   существовании  сего товарищества  и  даже  лиц  в  нем  участвующих,  --  все,  кроме,  конечно, превосходительного...  Но вот недавно как-то, после, одного блестящего дела, "самого" осенила  внезапная мысль: надо, думает, "искоренить". Это, положим, бывало  и  прежде:  искореняли  сами себя  члены компании, и  все обходилось благополучно. Но на  этот раз осенение вышло какое-то удивительное. Очень уж изволили  осердиться,  да  и  назначили своего  чиновника особых  поручений, Проскурова, следователем, с самыми широкими  полномочиями по делам не только уже  совершившимся,  но и  имеющим  впредь  совершиться,  если  в  них можно подозревать связь с прежними.

     -- Что же тут удивительного?

     -- Оно, конечно, бог  умудряет и младенцы. Человек-то попался честный и энергичный,  -- вот что удивительно! Месяца три уж искореняет:  поднял такую возню, не дай господи! Лошадей одних заездили около десятка.

     -- Что же тут хорошего, особенно для вас?

     --  Да  ведь заездил-то не Проскуров...  Этот ездит аккуратно.  Земская полиция  все  за  ним  на  обывательских  гоняется.  Соревнование, знаете. Стараются попасть ранее на место преступления... для пользы службы, конечно. Ну,  да  редко  им удается.  Проскуров у  нас настоящий Лекок.  Раз, правда, успели один кончик  ловко у него из-под носу вытащить... Огорчили бедного до такой  степени,  что  он  даже в официальном  рапорте  забылся:  "старанием, говорит, земских властей приняты были все меры к успешному  сокрытию  следов преступления". Ха-ха-ха!

     -- То-то  вот,  -- сказала Матрена  Ивановна,  -- я и  говорю: озорник. Одного с тобой поля ягода-то!..

     -- Ну, уж не озорник, -- возразил Василий Иванович. -- Не-ет! А что раз промахнулся, так это и с серьезнейшими людьми бывает.  Сам после увидал, что дал маху. Приступили  к нему;  пришлось бедняге оправдываться опиской... "На предбудущее  время,  --  говорят  ему, -- таких  описок  не  допускать,  под опасением отставки по расстроенному здоровью". Чудак! Ха-ха-ха!

     -- Ну, а вы-то тут при чем? -- спросил я.

     Василий Иванович принял комически-серьезный вид.