Машина бытия

Тоса Никки, регистратор, красивая женщина с миндалевидными глазами, была оплодотворена с помощью компьютера перед погружением в гибернацию на время долгого пути до Медеи. Он видел отражение ее глаз в своих собственных, от нее же он унаследовал кожу и волосы. Его волосы действительно отличались от волос других колонистов. Прямые черные и заплетенные в две косы, они свисали почти до пояса. Мать никогда его не стригла, а потом, когда она умерла, он тоже не стал этого делать.

– Так поступали на Земле издревле поэты и мистики, – говорила она. – Они носили длинные волосы и сами выбирали себе имена, говорившие об их силе и положении. Некоторые считали это суеверием, тотемизмом, но никто не покушался на этот обычай и не пытался его искоренить.

– Мой отец был поэтом?

– Едва ли. Поэты – мулы мистического мира. С практической точки зрения, твой отец – это Корабль. Именно он обучит тебя всему необходимому. После того как ты покинешь Корабль, твоей матерью станет Медея. Возьми от нее все, что можешь, а потом превзойди ее.

Потом Тоса Никки исчезла. Корабль иногда поступал так с людьми, когда этого ожидали меньше всего, и никогда не отвечал на вопросы о том, куда ушел человек.

Теперь за тонированным стеклом иллюминатора проносились черные и красные тени Медеи, смазанные от большой скорости. Ему было двенадцать, когда Тоса Никки оставила его на попечение Корабля и колонистов, и ему предстояло провести еще шесть лет на Корабле, прежде чем он подготовился к реальной высадке.

«К чему меня готовили? – думал он. – К каким опасностям должен быть готов поэт?»

Им снова начало овладевать беспокойство, он повторил дыхательные упражнения и стал вспоминать шесть лет учебы – вокодерные инструкции, контрольные вопросы, физические упражнения, видеофильмы и голографические изображения, которые заполняли его сознание данными памяти множества людей, большинство из которых были уже давно мертвы.

Он напомнил себе, что сегодня покидает своего отца, Корабль, для того чтобы войти в темный и сложный мир Медеи. Ему было восемнадцать, он был силен телесно и уже окружен мистическим ореолом в глазах тех, кто знал его на Корабле. Да, на борту Корабля было ультрасовременное оборудование, благодаря которому юноше удалось усвоить большие объемы информации, но теперь в распоряжении Никки оставалось немногое – он мог лишь настроить свое тело, контролировать дыхание и сознание – всему этому научила его биологическая мать.

Любопытство, вот что было главным.

Он оставался любимцем Корабля, потому что его любопытство было всеобщим, универсальным и тотальным. Это любопытство привело его к первому интеллектуальному обмену мнениями с Кораблем… Это стало еще одной важной вехой, которая была поставлена в двенадцать лет.

Почему я сейчас вспомнил именно этот год?

Ответ был чисто поэтический: потому что все расставания вызывают одинаковую печаль и венчаются одинаковой красотой.

Тем не менее… именно этот интеллектуальный разговор он попросил записать и проиграть для него во время посадки в челнок, следующий до Медеи.

Корабль: Сегодня, Никки, у нас будет урок богословия. Что есть Бог?

Никки (после долгой паузы): Бог есть существо.

Корабль: Неверно.

Никки: Я есмь Бог.

Корабль: Неверно. Это Я – Бог.

Никки: Да, мы Бог.

Корабль: Почему ты это утверждаешь?

Никки: Это моя мысль, а мысль есть Бог.

Корабль (после паузы): Откуда проистекает такой ответ?

Никки: У этого ответа два корня – один поддерживает, второй обеспечивает рост.

Корабль: Продолжай.

Никки: Если самосознание и любопытство – несовершенства, то эти несовершенства вдохнули в меня при моем сотворении.

После этого вокодер отключился – Корабль впервые отказался разговаривать с ним. Именно тогда, прежде чем покинуть учебный класс, Никки с помощью клавиатуры напечатал свое первое стихотворение:

Стальная оболочка,
Оболочка из плоти,
Пленница мысли
Или ее продолжение?

Корабль отреагировал на ввод стихотворения в систему краткой реакцией «принято» и снова погрузился в молчание.

Вплоть до момента отбытия Никки на Медею этот эпизод не упоминался ни разу, но с тех пор, как вокодер снова ему ответил, Никки ни разу не слышал слова «запрещено», когда задавал вопрос о Корабле. Впоследствии было множество дискуссий на самые разные темы – от основополагающих концепций ядерной химии до основ музыки, и Никки стал одним из немногих колонистов, которые связывали эти темы воедино.

– Скажи мне, что ты хочешь понять? – спросил его один колонист, биохимик.

– Я хочу понять гармонию, – ответил Никки и вывел на экран схему строения нуклеиновой кислоты.