Машина бытия

Никки старался не упустить ничего, и ему приходилось делить свое внимание между покрытым бурыми водорослями морем и показателями несоответствия плотности гелия в баллоне аэростата. Плотность превышала две целых девять десятых. Эффективность превысила сто десять процентов, и он не мог понять Рута и Там.

Там, занятая своими обязанностями, старалась отвлечь Никки. Он не должен обращать внимание на несоответствия показателей гелия, пока не должен. Она говорила спокойно, стараясь заставить его сосредоточиться на ее голосе.

– Что бы ни провоцировало избыточное раздувание газовых мешков этих цветов, такое случается при интенсивной солнечной активности. Мы знаем, что эти цветы как-то общаются друг с другом. Рут и я считаем, что это очень сложная система общения высокого порядка.

– Они совершенно разумны, – сказал Рут.

– Но их клеточное строение вегетативное, это же растения, – возразил Никки.

– Вы думаете, разумность свойственна только животным? – спросила Там.

Рут презрительно усмехнулся:

– Это иной, новый мир, и если в природе существует один неписаный закон физико-биологически-социальной вселенной, то этот закон гласит: в мире возможно все, если для этого есть условия и со временем это действительно может произойти.

– Они общаются, – сказала Там. – У них социальное поведение, которое основано на общении. Вы же слышали их пение.

Прежде Никки думал, что он единственный человек, который назвал звуки, издаваемые этими шарами, пением. Он вспомнил, как на Корабле слушал записи этих странных звуков – стоны, завывания, писк и хрюканье. Люди на борту Корабля время от времени проигрывали эти записи просто для развлечения, но Никки проигрывал их часто, они убаюкивали его… Чем? Ритмом? Он часто задумывался над природой этих звуков. Древние поэты ведь нередко очаровывались поэзией языков, даже не понимая их.

Он с опозданием сосредоточился на словах Там. Она знала, что он часто слушал записи этих песен. Не поэтому ли его выбрали?

– Пение предполагает наличие певца, – сказал он. – Почему бы не взять несколько образцов на время или изучить старые растения, которые подбираются близко к базе?

Там бросила на Никки недоуменный взгляд. Он что, серьезно?

– Они поднимаются вверх под действием водорода, – сказала она. – Как можно захватить и удержать огненный шар, зажигательную бомбу? Но даже если они не взорвутся, то рассыплются. Захватить их мы не можем, это не обсуждается.

– Что мы изучаем? – задумчиво спросил Рут. – Нам нужны точные данные. Чем меньше у нас контакта с ними, тем точнее данные. Мы подобны физикам, которые вынуждены вникнуть в мир частиц, чтобы изучать этот феномен.

– Насколько велико наше влияние на них? Или это их собственное поведение? – спросила Там.

Все это было верно, но Никки не мог избавиться от дурного предчувствия. Рут пытается направить меня и Там по ложному пути – сознательно или подсознательно. На что они меня нацеливают?

– Никогда не знаешь, даешь ли ты исследуемому объекту намек на то, чего ты от него ожидаешь, влияя таким образом на исход опыта, – сказала Там. – Кроме того, Рут открыл некоторые поразительные факты о наших растительных друзьях там внизу.

Никки ожидал, что они расскажут ему об этом более подробно, но Руту пришлось заняться управлением и корректировать курс, потому что изменилось направление ветра. Сначала Рут выключил двигатели, потом компрессоры, и теперь аэростат дрейфовал по ветру. Были видны мощные желто-коричневые волны, перекатывающиеся через водоросли.

– Во время цветения тысячи их выходят из воды, – сказала Там. – Но ветер и электрическая активность позволяют лишь немногим из них закрепиться на суше.

Рут выпускал газ, снижая флоутер к морю. Высота уменьшилась до пятисот метров, и высокие скалы, окаймлявшие залив, создавали обманчивое впечатление покоя среди бурной поверхности остального моря.

– Смотрите! Туда! – воскликнула Там, указывая куда-то мимо Рута.

– На семь часов, – подсказал он.

Сначала Никки видел только волны и бурый бульон, клубившийся над водорослями. Потом медленно начали образовываться пузыри, которые стали подниматься вверх. Каждый был окрашен в свой цвет – фиолетовый, зеленый или желтый. Каждый пузырь тащил за собой хвост из самого себя, словно стебелек, на котором покачивался шар, был прикреплен к водорослям. По мере роста эта пуповина становилась все тоньше, а затем рвалась. Мешки, освободившись, взмывали вверх и в течение нескольких секунд начинали переливаться всеми цветами радуги. Вода и воздух играли пляшущими цветами.

Рут включил наружные сенсоры, и сквозь пронзительный визг ветра они услышали звуки, издаваемые газовыми мешками, – и звуки эти напоминали музыку флейты, свистки со странными каденциями.