Машина мышления. Заставь себя думать

Казалось бы, если «поступок», по Бахтину, столь всеобъемлющ, то что о нём вообще говорить? Вся жизнь есть поступок с той мерой осознанности, на которую мы способны, с той силой ответственности, которую мы в себе ощущаем.

Но всё не так просто… Михаил Михайлович противопоставляет это «бытие-событие», эту действительную жизнь, её подлинное «есть», миру теоретического обобщения, формальной объективации, предопределённости.

«Никакая практическая ориентация моей жизни в теоретическом мире невозможна, — говорит Бахтин, — в нём нельзя жить, ответственно поступать, в нём я не нужен, в нём меня принципиально нет. Теоретический мир получен в принципиальном отвлечении от факта моего единственного бытия».

Тот мой читатель, кто знаком с работами Мартина Хайдеггера, Карла Ясперса, Жоржа Батая, Жана Поля Сартра, Эммануэля Левинаса, может думать, и не без оснований, что речь в этом противопоставлении — бахтианского «мира поступка» «мира теоретическому» — идёт об экзистенции.

Однако же у Бахтина тут сложнее и глубже. По сути, он говорит, о том, что:

• у каждого из нас есть некая теоретическая модель мира, созданная философией, культурой, социальными практиками и т. д., с одной стороны (как мы понимаем — левой),

• и есть мы сами, с другой стороны (очевидно — правой), которые что-то фактически делаем в своей реальной жизни.

И она — эта наша реальная жизнь — нам недоступна, потому что воспринимается нами через фильтр того самого «теоретического мира», который мы интроецировали в себя.

Более того, Михаил Михайлович говорит об «участком мышлении» (которое я бы назвал, с определёнными оговорками, правополушарным) — действенном, открытом всему новому и самой жизни, — которое, впрочем, скрыто от нас мышлением «теоретическим», а потому его голоса мы практически не слышим.

«Участному и требовательному сознанию ясно, что мир современной философии, теоретический и теоретизированный мир культуры в известном смысле действителен, имеет значимость, но ему ясно и то, что этот мир не есть тот единственный мир, в котором он живёт и в котором ответственно совершается его поступок, и эти миры несообщаемы, нет принципа для включения и приобщения значимого мира теории и теоретизированной культуры единственному бытию-событию жизни».

Как вы уже, наверное, поняли, я в некотором смысле отождествляю то, что Михаил Михайлович Бахтин говорит об отношениях «мира поступка» с «миром теоретическим», с теми отношениями, в которых находится наше «правое» и «левое» зеркало:

«правое» зеркало говорит, взаимодействует с миром и другими людьми поступками-отношениями, в которых воплощается всё, что оно думает,

«левое» зеркало — это мир теоретизированной культуры, то есть культуры, которую мы в себя вписали, организовав её в некий логиколингвистический аппарат.

Последний становится своего рода интерфейсом нашего взаимодействия с действительностью, что лишает наши поступки и действия их естественности, их действительной интенции.

К добру это или к худу — я сказать не могу. Но то, что это два разных способа познания и восприятия мира, можно утверждать с абсолютной уверенностью. И теперь мы более-менее понимаем, в чём их особенность.

Трудно здесь не вспомнить знаменитое высказывание Людвига Витгенштейна: «Не думай, смотри!»

И в самом деле, каким был бы наш мир, если бы могли бы лишиться левого полушария, не пострадав при этом физически? Что бы мы видели?

Мы понимали бы происходящее, как понимало его правое полушарие испытуемых в экспериментах Майкла Газзаниги — как некое руководство к действию. Лежит снег на улице, а у вас есть лопата — что вам делать? Взять лопату и убирать снег.

Да, в обычном случае левополушарный интерпретатор, живущий во времени, в культуре, учитывающий множество параметров, благодаря его невероятно разросшейся семантической сети, скорее всего, придумает, почему вам не следует этого делать, и подавит изначальный импульс.

Но что если его — этого левого полушария — у нас нет (как в этом нашем мысленном эксперименте)? Мы приступим к действию и, что важно, будем ощущать столкновение с реальностью через действие, через непосредственное взаимодействие с ней.