Машина предсказаний

Ханнис Арк работал с хитросплетением линий, связывающих совокупность элементов языка Сотворения. Они были записаны на древнем Небесном свитке, развернутом посреди загроможденного стола. Он ничуть не удивился при виде семи бесплотных форм, влетевших в комнату подобно едкому дыму, гонимому дыханием резкого ветра. Потусторонние призраки словно парили в случайных завихрениях воздуха, неплотной группой скользя между неподвижных безмолвных чучел медведей и других зверей, мимо тесно стоявших каменных пьедесталов с тяжелыми книгами пророчеств, мимо равномерно расставленных витрин с всякими диковинами, в стеклах которых плясали блики большого очага у стены.

Поскольку эти семеро редко пользовались дверьми, ставни на окнах первого этажа, несколькими ярусами ниже, оставались открытыми, бесстрашно приглашая их войти. Они чаще предпочитали входить через окна, но на самом же деле не нуждались ни в окнах, ни в дверях, потому что могли просочиться через любое отверстие, любую трещину — словно утренний туман над стоячей водой темных канав торфяников.

Открытые ставни должны были показать всем, и этим семерым, что Ханнис Арк ничего не боится.

Многие люди в столице провинции Фаджин — Сааведре, стоявшей в широкой долине под цитаделью, — запирали ставни на ночь. Как и все в Темных землях.

Закрываться на ночь из боязни того, что может находиться снаружи, было мудро для городских жителей и вдвойне мудро для тех, кто проживал в более отдаленных местах. Ночью им угрожала вполне осязаемая опасность — жуткие хищные существа с клыками и когтями. Были и другие твари, которых стоило опасаться. Их приближение было крайне трудно заметить, пока не становилось слишком поздно.

Но Ханнис Арк не боялся тварей, разгуливающих по ночам. Он подчинил их, превратившись из жертвы в источник страха, и использовал в собственных целях. Он поместил в сердца остальных горячие угли этих страхов, которые всегда были готовы разгореться и заставить служить ему.

Ханнис Арк хотел, чтобы люди его боялись. Испытывают страх — значит уважают, повинуются и склоняются пред ним. Он сделал так, чтобы у людей всегда были причины его бояться.

В отличие от большинства жителей Темных земель, Ханнис Арк не тяготился страхами. Им движила непрестанная тлеющая ярость, жившая внутри него. Эта ярость не позволяла страху укрепиться.

Неутомимая ярость служила ему яркой путеводной звездой, вечно заставляла, советовала и даже упрекала, понуждая исправлять самые значительные ошибки. Гнев был не только его постоянным спутником, но и единственным верным другом.

Пламя десятков свечей в подставке в дальнем конце комнаты затрепетало, когда семеро фамильяров закружили вокруг них, словно оседлав восходящие потоки тепла.

Старый писарь Молер, склонившийся над пьедесталом с открытой огромной книгой, выпрямился, будто что-то услышал. Одна из семи светящихся фигур скользнула вокруг него, проведя бесплотной рукой по челюсти. Старик огляделся, словно почувствовал прикосновение, но не мог понять, чье.

Видеть фамильяров он не мог.

Но могла женщина, стоявшая на страже у дверей.

Скрюченными от артрита пальцами Молер коснулся своей щеки, но, не обнаружив источника прикосновения, опустил руку и вернулся к записи последних пророчеств из аббатства. Семь фигур по спирали взмыли к сводчатому потолку, пролетев мимо массивных каменных арок и под тяжелыми балками. Они осматривали мрачную, освещенную свечами комнату.

— Твой ход, — напомнил Ханнис сгорбленному писарю.

Молер на мгновение оглянулся и увидел, что хозяин смотрит на него.

— Ах да, так и есть, — сказал он. Старик отложил перо и отвернулся от массивной книги, а потом зашаркал к каменному пьедесталу, на котором лежала доска с расставленными на ней резными фигурками из алебастра и обсидиана.

Времени для обдумывания хода у него было более чем достаточно — почти вся ночь. Ханнис Арк его не торопил. Он уже просчитал множество доступных ходов и ни один не казался хорошим вариантом, хотя некоторые могли немного отсрочить исход игры.

Молер нерешительно протянул руку и переместил алебастровую фигуру на занятую черной фигурой соперника клетку и убрал ту с доски. Вероятно, этот ход он обдумывал несколько часов и в итоге захватил самую ценную фигуру и создал опасное для оппонента положение.

Ханнис Арк поднялся и, заложив руки за спину, пошел к доске. Он погладил свою впалую щеку костяшкой указательного пальца, притворяясь, будто потеря фигуры застала его врасплох и следующий ход потребует размышлений. Это было не так.

Он передвинул черную пешку на белую половину. Молер надеялся именно на этот ход и уже был готов. Не раздумывая, старик побил пешку, разместив на ее месте свою алебастровую ладью и поставив соперника под удар.