Машина страха

– Дворник дал показания, что Хованский вбежал на чердак и сразу полез в слуховое окно. Он пытался удержать Хованского, но не смог поймать за пальто…

– Опять Аким? – спросил Бурцов скептически. – Не слишком ли часто ваш дворник оказывается в нужном месте?

– Вильчевский того же мнения… Аким сидит в участке под арестом.

– Правильно поступил пристав, – сказал Бурцов и не скрыл сомнений: – А у вас свое мнение на этот счет?

– Пусть денек посидит, – ответил Ванзаров.

– Считаете его невиновным?

– Александр Васильевич, я сам видел, как Хованский прыгнул с крыши… К великому сожалению… Аким пытался его поймать…

– Откуда видели?

– Из окна дома напротив… Был в квартире мадам Рейсторм.

Бурцов издал звук, как паровоз, которому предстоит тащить тяжелый состав.

– Чего же это он с крыши прыгать надумал?

Вынув из внутреннего кармана пиджака раскрытый конверт, Ванзаров положил на стол следователя.

– Отчасти причина в этом.

Бурцов развернул рукописный лист и быстро ознакомился.

– Это же духовная Иртемьева…

– Так точно…

– Как она оказалась у Хованского?

Ванзаров немного помедлил.

– Однозначного ответа пока нет…

– Не важно. – Бурцов махнул рукой. – Полагаю, это все подарки на сегодня?

– Почти, – сказал Ванзаров, давая ему возможность спрятать лист в конверт. – Господин Клокоцкий не может найти завещание Иртемьева. Пропало из закрытого сейфа. Не понимает, как это могло случиться.

Бурцову не надо было пояснять, что это означало.

– Но это чудовищно, – проговорил он. – Что скажет Адель Ионовна…

– Клокоцкий при ней открыл сейф. О пропаже ей известно.

Болото было бездонным. Бурцов захлебывался. Ничего хуже придумать нельзя: Иртемьев мертв, завтра третий день, когда можно оглашать завещание. Но завещания нет. Следовательно, по закону и духовной наследует мадам Иртемьева. Адель Ионовна окончательно теряет наследство матери. Чудовищно – иного слова не подобрать.

Бурцов помахал конвертом.

– Вот это попало в протокол осмотра тела?

– Осмотр был проведен мною, пристав составлял протокол позднее, – ответил Ванзаров.

Пододвинув подсвечник, следователь неторопливо зажег свечу. Когда язычок разгорелся, поднес край конверта. Бумага вспыхнула и разошлась бойко. Бурцов подержал на весу, пока огонь не пожрал большую часть, остаток бросил догорать в бронзовую плевательницу. Скрученный лепесток пепла растер пальцами. От духовной остался сизый дымок, да и тот растаял. Положение Адели Ионовны как наследницы не слишком улучшилось, но теперь появился крохотный шанс затяжного судебного процесса. Или мировое соглашение сторон.

– Надеюсь, вы ничего не видели? – спросил Бурцов.

Ванзаров был слеп. Он был доволен, что поведение следователя рассчитал правильно: не показал смытую бумажку.

– Какие ваши дальнейшие действия, Родион Георгиевич?

– Сегодня вечером убийца будет пойман, – ответил он.

Бурцов не любил, когда обещали невыполнимое. О чем заявил напрямик. И добавил:

– Вы, конечно, большой умник, но чувство меры терять не следует…

– В таком случае вам остается подождать до утра, – ответил Ванзаров.

Чем погрузил судебного следователя в окончательную трясину.

Сомнения – все тот же страх.

81

Около девяти часов вечера в 3-м Казанском участке царило редкое оживление. Городовые привозили на извозчиках дам и господ чистого вида. Не таких, которых обычно доставляют в полицию или приносят в бессознательном состоянии. Некоторые, жившие поблизости, пришли своим ходом. Но под присмотром городовых.

В приемном отделении участка, где обычно толпится всякая публика, все больше шваль, бродяги, беспаспортные, ссыльные, беглые голодранцы, воры, жулики и дворники, установили массивный стол. На нем Лебедев водрузил гальванический элемент и машинку, которую собрал без посторонней помощи. Рядом лежала стопка фотографических пластинок, завернутых в черную бумагу. Доставленные господа старательно держались в стороне. Наконец городовой привел господина Прибыткова, крайне опечаленного и не выражавшего возмущения.

С хозяином участка была достигнута договоренность: пристав находится в зале, являя собой суровость полицейской власти, но рта не раскрывает и не вмешивается. Стоит статуей. Или чучелом. Что Вильчевский успешно изображал.

Ванзаров посмотрел на часы, висевшие под потолком. Он договорился с Вильчевским, что тот будет наблюдать.

– Господа, полагаю, всем уже известно о трагическом событии, случившемся сегодня днем, – сказал он, наблюдая, как шорох ползет по толпе. – Тянуть далее нельзя. Мы должны установить виновника…

– Феноменально! – заявил Погорельский. – О каком виновнике может идти речь? Мы все скорбим о Михаиле Павловиче, но ведь он сам совершил необдуманный поступок…

– В полиции вопросы задает полиция, – ответил Ванзаров. – Есть основания полагать, что за всеми событиями, известными вам, а также за смертью кухарки Лукерьи, двух горничных и исчезновением господина Иртемьева стоит конкретная злая воля… Этот человек находится среди вас, господа…

– Протестую! – вскричал доктор.