– Вопрос: женщина удержит отдачу выстрела?
– Трудноват браунинг для женских ручек… Даже этот, уменьшенный…
– Куда при отдаче дернется ее локоть?
– Вам в ухо, – обрадовался Лебедев.
– Какой вывод?
– Она не могла…
– Идем дальше, – сказал Ванзаров, указывая на надпись «Хованский». – Это крупный, сильный мужчина. Для него браунинг – игрушка. Мог он подойти незаметно?
Лебедев задумался.
– Пришлось бы идти мимо вашей Волант, да и соседка его Мурфи…
– Это мужчина…
– Тем более… Заметил бы, что Хованский встал… Кто-то из двоих заметил бы…
– На спиритическом сеансе нельзя вставать… Это грубое нарушение. Допустим, Хованский встал. Его никто не одернул. Что это значит?
– В сговоре… Волант или Мурфи. Они обе… Оба…
– Кто еще мог быть в сговоре?
– Кто угодно… Кроме вас и Сверчкова…
– В заговоре могли участвовать все?
– Со спиритов станется…
– Рассмотрим, – сказал Ванзаров, глядя перед собой. – Восемь человек хотят покончить со Сверчковым. Тут появляется ненужный свидетель…
– Опасный свидетель, – подчеркнул Лебедев. – Хотя они же не знали, что вы из сыска…
– Не имеет значения: я посторонний. Зачем убивать при постороннем?
Поискав, Аполлон Григорьевич разумного ответа не нашел. Внезапное массовое безумие он в расчет не брал.
– Странно… Могли бы на следующий день… Или когда угодно…
– Отсюда вывод: убийца один. Возможен соучастник, максимум – два…
– Очень похоже…
– Спириты кружка садятся за столом строго на свои места. Что это значит?
Ответ был почти мгновенный:
– Он знал, куда сядет Сверчков!
– Что это дает?
– Мог прикинуть… – Тут Лебедев запнулся. Действительно: ну известно, куда сядет мальчишка. И что из того? Не бомбу же к ножке стула прикрутил…
– Как видим, преимуществ нет, – сказал Ванзаров. – Отсюда вопрос: зачем убийца рисковал быть пойманным за руку?
– Азартная натура, не иначе, – сказал Лебедев.
– Если убийца рисковал, значит, причина была слишком важной.
– Наверняка…
– Какая это причина?
Аполлон Григорьевич только руками развел:
– Да мне откуда знать…
– Должны знать, были в квартире Иртемьева… Видели…
– Что я видел? – с некоторой угрозой спросил криминалист. – Трупом занимался, пристава вашего приструнил… Лез с помощью бестолковой…
– На столе что лежало?
– Лист с алфавитом, – рассерженно ответил он.
– Вот вам и причина, – сказал Ванзаров.
Криминалисту ничего не оставалось, как задуматься.
– Хотите сказать, убийца боялся ответов невидимых существ?
Ванзаров кивнул:
– А что мог спросить Сверчков?
– Извините, друг мой, не знаю…
– Да то же самое, что уже спрашивал: кто убил Серафиму Иртемьеву. И ничего другого. Потому что ничего другого не узнал.
– И на какой же ответ Чижик-пыжик[17]
рассчитывал? – спросил Лебедев, разрушая строгость майевтики. Где-то там, в неведомом далеко, загрустил Сократ: такую полезную вещь испортил…– Рассмотрим подробно… Хованский, Мурфи и вообще все, кто собрался на сеанс, опытные спириты?
– Ну пусть так…
– Возможности своего медиума знают?
– Конечно, – насторожился Лебедев, не понимая, куда уводит логическая дорожка.
– Мог убийца бояться, что невидимые свидетели в этот раз прямо укажут на него?
– Никак прониклись этой мерзостью? – спросил Аполлон Григорьевич. – Мало нам психологики, теперь спирити-сыщика получили?
– Вопрос сугубо логический.
Лебедев признался: не слишком убийца боялся…
– То есть рисковать не из чего, – подвел итог Ванзаров. – Срочно затыкать Сверчкову рот нет смысла: ну, спросит еще раз и ответ получит такой же…
– Что же выходит…
Ванзаров размял плечи, будто выиграл поединок на борцовском ковре.
– Аполлон Григорьевич, мы прошли по логической параболе и вернулись в исходную точку: никто не мог застрелить Сверчкова, потому что на это не было причины. Даже если бы я настолько ослеп, что не увидел движения тела в темноте. Никто не двигался… Я головой крутил…
– Так что же вы мне майевтикой мозги полоскали! – вскричал Лебедев. – Жулик вы натуральный!
– Чтобы найти истину, надо совершать ошибки, – ответил Ванзаров.
– Значит, Сверчков застрелился сам…
– Ему помогли… Тут новый простой вопрос: зачем?
– Мне куда любопытней – как? Как его околдовали?
– Узнав, зачем, узнаем, как.
Тут великий криминалист почесал в затылке, что означало: на ум ему забрела блестящая мысль. Или нечто подобное, не менее опасное. Ванзаров на всякий случай приготовился.
– Вспомнился мне один случай, – начал он. – Профессор Бернад д’Иова из Сан-Франциско загипнотизировал себя сам. После чего лег на хирургический стол. Ассистенты пришили ему правое ухо к щеке, верхнюю губу к носу, а вдобавок прокололи язык острой булавкой. Профессор проснулся и заявил, что не чувствовал боли. Так вот, я подумал…
О чем подумал Аполлон Григорьевич, Ванзарову узнать было не суждено. В дверь постучали, и в лабораторию вошел Погорельский. Извинился за опоздание, но обещал искупить вину, показав сюрприз. Доктор был как нельзя кстати. Будто покорился магическому приказанию Ванзарова.
32