Машина страха

– На сеансе человеческие чувства ведут себя иначе… Нельзя сказать, происходит это на самом деле или видится только тебе. Способности сенситива различны, каждый может воспринимать явление по-своему… Но если говорить о звуках, то мне казалось, что они блуждают по поверхности столешницы…

И Погорельский помахал над лабораторным столом магическим жестом.

Аполлону Григорьевичу было достаточно. Претендовать на умения чиновника сыска, а тем более пользоваться его логическим оружием он не умел и не хотел. Пусть Ванзаров сам разбирается со спиритами и их стуками, раз влез в такую историю. Другая мысль показалась ему забавной. Лебедев сходил в дальнюю часть лаборатории и вернулся с аптечной склянкой объемом в полгарнца[21] с плотно притертой стеклянной крышкой. Внутри плескалась совершенно прозрачная жидкость. Без запаха. Доктору была предоставлена возможность тщательно понюхать.

– Что это такое? – с научно-познавательным интересом спросил он.

– Секретное полицейское средство для приведения мыслей в порядок, – ответил Лебедев, наливая из склянки в граненую рюмку. – Принимайте как лекарство. То есть одним глотком.

Погорельского взяли некоторые сомнения. Приподняв рюмку, он рассмотрел жидкость на свету.

– На какое действие рассчитано это средство?

Чтобы отпали последние сомнения, Аполлон Григорьевич налил и себе.

– Проведем эксперимент, Мессель Викентьевич, там и узнаем, – сказал он. – Только сразу и одним глотком.

Отказываться было невежливо. А доктор был чрезвычайно воспитанным человеком. Даже слишком. Он согласно кивнул и сделал так, как ему предложили. Ведь советовал не какой-нибудь участковый докторишка, а сам великий криминалист всея Руси.

Какие могут быть сомнения!

40

На другой стороне Казанской улицы Ванзаров заметил господина Мурфи. Но останавливать не стал. Химик шел так быстро и в таком расстройстве чувств, будто ему сообщили: химия – ложь, правда в колдовстве. Задержавшись, Ванзаров отметил, что Мурфи стремительно удаляется по Екатерининскому каналу в сторону полицейского дома. Неужто захотел дать приставу новые показания? Возвращаться Ванзаров не стал.

В «Виктории» кивнул знакомому портье и поднялся на третий этаж. Открыла Вера, приложив палец к губам.

– Афина не спала ночь, только заснула, – шепотом сказала она.

– Позвольте попросить вас в коридор, – таким же образом ответил Ванзаров.

Прикрыв дверь, Вера прижалась к ней спиной. Все в том же платье.

– Как случилось, что Иртемьев выгнал Афину Петровну и вас?

– Это было неизбежно, – ответила Вера довольно тихо. – К этому все шло…

– Протокол я не веду, и у нас не допрос, – подбодрил ее Ванзаров. – Говорите как есть…

В отличие от многих барышень Вера не умела ломаться. Она была пряма, как стержень карандаша.

– Сразу после свадьбы Иона Денисович сильно изменился. Он и раньше был не слишком любезен, а теперь совершенно потерял границы… Стал злым, кричал, ругался из-за любой мелочи. Афина плакала, я, как могла, утешала… Но что я могу? Спасибо, что не выгнал из дома. Живу на правах компаньонки…

– Что случилось вчера? – напомнил Ванзаров. Иногда барышни умели заблудиться в своих историях. Ищи их потом по тропинкам…

– Иона Денисович сидел в кресле и слушал показания кружковцев, – не повышая голос, сказала Вера. – Потом очередь дошла до нас. Афина ничего не могла сказать, ну и я тоже… Вдруг он вскочил и принялся буквально орать: вон, пошла вон… Обе вон… От вас все зло… Пригрел змею… Вон отсюда… Ну и тому подобное.

Говорила она так спокойно, будто не ее и сестру выгнали из дома без средств. Редкая для барышни стойкость. Что Ванзаров уважал не только в мужчинах. И невольно вспомнил слова матушки: «Запомни, Родион, лучшие жены получаются из сироток, что хлебнули горя». Мудрость была не слишком приятна, но настоящая мудрость редко гладит по головке. А все больше обухом по затылку.

– А что пристав? – спросил Ванзаров, сочувствуя беде. Что было совсем не вовремя.

– Взывал к разуму… Иона Денисович потребовал не вмешиваться в его семейное дело… Тут пристав и отстал…

– Чем занимался господин Иртемьев?

Вера пожала плечами.

– Он не рассказывал… Делал много снимков девушек. Меня и Афину никогда не фотографировал…

– Слышал, он изобрел какой-то аппарат.

– Возможно… Но об этом никто из нас не смел заикнуться…

– Зачем же Афина Петровна вышла за него замуж?

Иногда даже чиновник сыска позволяет неуместный вопрос. Вера не выразила недовольства.

– Куда было деваться? Деньги, оставленные родителем, быстро кончились… Идти зарабатывать модисткой или гувернанткой? – говорила она, как от себя. – Афина понадеялась на счастливый случай… Вышло дурно…

Такой открытости Ванзаров давно не встречал. Вера не хотела понравиться и не боялась называть вещи своими именами. Никакого кокетства или жеманства.

– Вера Петровна, – обратился он по имени-отчеству, не желая назвать ее «мадемуазель Ланд». – Во время сеанса вы сидели напротив Сверчкова. Что вы видели?

На ее лице улыбка казалось чужой.

– Во время сеанса я закрываю глаза, чтобы ничего не слышать, – ответила она.

Все очевидно: Вера боится и не верит в спиритизм. Терпит ради сестры.