Машина страха

Он думал о странностях человеческой судьбы, которая не знает ни логики, ни милосердия. Если дает счастье, то скоротечное или недостижимое. Которое не отличить от боли. Еще древние греки заметили ее переменчивый характер. Обманчивый и лживый. Помашет счастьем, как перышком, пощекочет по усам и оставит на душе тоску. Пустоту и безнадежность. Поздно было жалеть, что сунулся и увидел Адель. Лучше бы она осталась безликой женой сановника высокого ранга. Лучше бы ее моментальный портрет не засел так глубоко в голову. Привычка доводить все до конца и проверять самому поставила подножку. Теперь жалеть поздно. Ванзаров не пропускал хорошенькие глазки, которые были к нему благосклонны. Раз или два он влюблялся слишком опасно. Но в этот раз удар оказался слишком сильным даже для его крепкой натуры. Хуже всего обреченность любых надежд. Проще достать до шпиля Петропавловской крепости, чем рискнуть мечтать об Адели. Мечтать бесполезно и вредно. Вычеркнуть и забыть. Как никогда и не было. Ванзаров боролся с собой изо всех сил, но пока проигрывал.

А еще он не мог не заметить, как изменилось к нему отношение Бурцова. Исчезли командные нотки и повелительность тона. Судебный следователь стал проще, как будто разглядел в Ванзарове равного. Не по чину, разумеется, а по неписаным, но понятным им обоим правилам, по которым младший вдруг взлетает и садится рядышком на шесток старшего. И тому хочешь не хочешь, а приходится потесниться перед счастливчиком. Иногда такое случается в сложном мире чиновничьего птичника. Только Ванзаров в эти игры никогда не играл.

– Ох и хитрая, доложу тебе, Родион, эта мадемуазель Волант… Нюхом чую: что-то скрывает… Глаз у нее черный, цыганский… Улыбка коварная, недобрая… Настоящая ведьма… Не могу понять, где же я видел ее раньше…

Пора было возвращаться из облаков в кабинет пристава.

– Прекрасно потрудились, Петр Людвигович, – сказал Ванзаров.

Вильчевскому хотелось не похвал, а поскорее отловить Иртемьева и засадить за тройное убийство.

– Без толку труды пропали, – сказал он, опершись щекой о кулак под грузом тягостных раздумий. – Где его только носит? Может, участки поднять… Дело-то вон какое выходит…

– Облава – не лучший выход, – ответил Ванзаров, окончательно прогнав ненужные мысли.

– Конечно, горничные и кухарка невелики птицы, чтобы ради них столицу поднимать, но ведь и их нельзя жизни лишать…

– Проверьте все гостиницы, вернее будет.

Вильчевский не стал говорить, что его помощник Можейко уже телефонирует и требует от портье проверить книги регистрации гостей. Хотя понимал, что Иртемьеву обойдется в лишнюю десятку записаться под вымышленным именем.

– А если и здесь не выгорит?

– Обойти меблированные комнаты по участку и двум соседним… Полагаю, дальше он не станет прятаться.

– Почему?

– Иртемьеву нужно, чтобы квартира была в пешей досягаемости, без извозчика…

– Недалекого ума, видать…

– Ему надо вернуться в квартиру… Кстати, плотник ваш про замок забыл. Пришлось скобой дверь прибить.

Пристав лично готов был прибить плотника.

– Ничего этому народу поручить нельзя! – в сердцах вырвалось у него. Хотя давно знал, что ни страх, ни доброе слово не помогают, а остается только смириться. – Ну что ты будешь делать… Прикажу Акиму. Он дворник, но рукастый. Справится.

– Присылайте Акима часа через три, буду у квартиры…

– Тут уж не сомневайся… Лучше скажи, Родион, по правде, как думаешь, без хитростей твоих: где Иртемьева искать будем?

– Для начала будем думать…

Этому полезному для каждого полицейского занятию помешали. В кабинет заглянул господин чрезвычайно мрачного вида, весь в черном. Пристав изобразил сурово-официальное лицо. Не хватало, чтобы кабинет его стал проходным двором.

– Вам чего? – спросил он тоном недовольного полицейского.

– Прошу простить, где я могу видеть чиновника сыскной полиции Ванзарова?

Вошедшего Ванзаров увидел прежде в отражении стекол книжного шкафа, в котором пристав хранил свод законов и прочие бесполезные книги. Он повернулся всем корпусом.

– Что-то случилось, господин Калиосто?

Мрак, что царил на лице гипнотизера и мага, не рассеялся.

– Позвольте вас тет-а-тет, – сказал он, не поклонившись.

Ванзаров собрался вести гостя наверх, но тут пристав решил стать гостеприимным хозяином. То есть подслушать за дверью. Он вспомнил, что у него срочное дело, и только изобразил бровями намек: дескать, на этого субъекта Мурфи указывал как на подозреваемого. Будь начеку, Родион… Ну и тому подобное. После чего кабинет был оставлен в распоряжение Ванзарова. Редкое удобство, надо сказать. В приемном отделении сыска чиновники сидели друг у друга на головах. И допросы снимались в общем шуме.

Не дожидаясь приглашения, Калиосто уселся, сосредоточенно разглядывая приставной столик, отполированный локтями околоточных, городовых и дворников.

– Люция отговаривала, но я посчитал своим долгом прийти к вам…

Исповедь нельзя торопить. Ванзаров умел ждать.

– Вчера к нам в гостиницу приходил некий Мурфи. Член кружка «Ребуса»…

Ванзаров знал, кто это.

– Он назвал виновника моего провала в редакции журнала. Предлагал мне отомстить ему…