Машина Судного дня. Откровения разработчика плана ядерной войны

Высокопоставленная натовская публика привыкла слышать – и, можно сказать, ожидала услышать – заявления о нашем намерении нанести удар по Советскому Союзу в этом случае (хотя ей и не рассказывали в деталях, что именно мы собираемся делать). Однако американской публике никогда не говорили, что крупная неядерная военная операция Советов в Европе – не на континентальной части Соединенных Штатов – должна почти автоматически привести к полномасштабному ядерному удару по Советскому Союзу и к ответному удару всей мощью Советов по Соединенным Штатам.

Помимо прочего, американской публике никто не говорил, что собой представляла эта мощь Советов в 1961–1962 гг. Хотя администрация Кеннеди признала в конце 1961 г. «отсутствие ракетного разрыва», а речь Гилпатрика (с моей подачи) показала, что мы значительно превосходим Советы по стратегическим ядерным силам, публике никогда официально или неофициально не говорили, насколько малым был советский стратегический потенциал в те годы. Фактически реальный масштаб этой диспропорции публика не осознает до настоящего дня. Даже такой авторитетный ученый, как Ричард Родс{96}, в 1995 г. писал, что у Советов было более 40 МБР в 1961 г. – в 10 раз больше, чем они имели на самом деле.

В Афинах Макнамара хотел заверить наших военных союзников в том, что у нас есть чем ответить на советское вторжение в их страны, что мы реально готовы исполнить свои обязательства и нанести первый ядерный удар. Более того, альянс должен полагаться на Соединенные Штаты в этом плане, а не стремиться к наращиванию независимых (французских) сил, которые лишь комкают стратегию и делают ее неосуществимой из-за нанесения удара по советским городам и системе централизованного управления и контроля в самом начале.

Каким бы малоэффективным ни казался этот план нашим союзникам, уверенный тон Макнамары – и многомиллиардные вложения Соединенных Штатов в реализацию плана – вполне мог убедить некоторых в том, что министр обороны реально верит в него и осуществит при необходимости. Как минимум такое впечатление должно было возникнуть у Советов и напугать их в достаточной мере, чтобы удержать от вторжений в Западную Европу. (Макнамара и Кауфманн, на мой взгляд, ошибались, если думали, что логичность плана могла разубедить французов в необходимости создания собственных ударных сил. Это определенно было не так.)

В любом случае раскрытие стратегии американской публике не давало даже таких довольно туманных выгод, особенно в контексте первого удара. Стиль афинской речи и проекта Ярмолински ясно говорил о том, что американское правительство верит в результативность стратегии принуждения в ядерной войне – исключает советские города из целей первого удара, однако продолжает угрожать им применением резервных сил. Подобная вера неизбежно выглядит странной, даже абсурдной.

Как я узнал позднее, Билл Кауфманн точно так же отреагировал на идею представить суть секретной афинской речи американской публике и всему миру. Ярмолински обратился к нему с просьбой помочь в рассекречивании речи для этого случая и получил отказ. Кауфманн не считал это правильным по тем же причинам, что и я. В результате Ярмолински пришлось делать все самому.

После ознакомления с проектом Ярмолински я вернул ему документы и сказал, как можно тверже, что, на мой взгляд, с такой речью выступать нельзя. Макнамаре следует найти другую тему для выступления на церемонии вручения дипломов. Пока я говорил это, в кабинете Адама зазвонил прямой телефон министра обороны. Ярмолински сказал: «Да, Боб. У меня здесь Дэн Эллсберг, он прочитал мой проект и забраковал его. Он уверен, что такое говорить нельзя».

Я слышал голос Макнамары на другом конце провода, но не мог разобрать, что он говорит. Мне было приятно, что Адам сослался на меня как на эксперта и ему не пришлось объяснять Макнамаре, кто я такой. (Меня не было в Вашингтоне полгода, и я встречался с Макнамарой напрямую всего лишь раз примерно за шесть месяцев до этого.) Адам сказал: «Окей, Боб». Повесив трубку, он обратился ко мне: «Боб сказал, что ты должен переписать речь так, как считаешь нужным».

Вот попал! Это была совсем не та работа, которую мне хотелось, особенно после ночного бдения над комментариями к JSCP. Однако пути для отступления не было. Макнамара впервые напрямую дал мне задание. Проблема заключалась в том, что я вообще не видел возможности для публичного выступления на такую тему, однако, по словам Адама, Макнамара хотел получить что-то аналогичное его речи в Афинах, и особенно ему требовался выпад в адрес французов.