Маска красной смерти

— Милочка, смотри, как интересно получается. — медленно сказал он, присаживаясь на кресло рядом с ее стулом. — Сначала кто-то поджигает отделение. Потом у Спиридонова исчезает красная коробка с непонятным препаратом. Потом в отделении появляется новая медсестра, прекрасно знающая Спиридонова, а потом… пропадает он сам.

— Как пропадает? — ахнула Милочка. — Вчера он был на месте. Мы вместе из больницы выходили вечером.

— Я знаю, что он был в отделении. — нехотя ответил Митяй. Похоже, он уже жалел, что выболтал лишнее. — А после работы пришел к нам в гости, засиделся до глубокой ночи, а потом его похитили.

Он кратко рассказал, как врача запихнули в машину, а мы не разглядели ни цвета, ни номеров. Медсестра слушала молча, не задавая больше вопросов, только все сильнее бледнела. Закончив рассказ, Золотухин с надеждой спросил:

— Теперь понимаешь, почему нам надо узнать как можно больше про Жанну?

— Теперь понимаю. — слегка запинаясь, ответила Милочка. — Я-то, дура, решила, что тебе понравилась. Мало ли, может, Ленка не удовлетворяет в постели, или готовит плохо. А ты просто использовать меня решил, как шпиона. За бандитами проследить. А потом бандиты меня раскусят и тоже похитят. Но тебе-то плевать. Одной дурехой меньше.

Она бросила на стол апельсиновую кожуру, которую судорожно сжимала в руках во время рассказа о похищении, вскочила и выбежала в коридор. Митяй поднялся было, чтобы ее проводить, но девушка схватила свою сумочку, накинула на плечи плащ, и выбежала из квартиры.

Золотухин с низко опущенной головой вернулся в комнату и сел в кресло, ссутулившись и глядя в пол. Я с сочувствием смотрела на него. Надо же, как он расстроился из-за своего прокола, и как это не похоже на жизнерадостного и безумно самоуверенного оптимиста! Любую неудачу Митяй называл репетицией будущего успеха. Я была уверена: чтобы выбить его из седла, нужно что-то покруче сбежавшей медсестры. Смотреть на сгорбившегося от расстройства Митяя было слишком тяжело, и я кинулась его утешать:

— Митя, да обойдемся мы без этой трусихи. Не расстраивайся ты! Сообщи про Жанну Валере Стройкину, пусть он ее данные ищет. Да и у меня есть ее телефон, я тоже могу с ней встретиться.

— Ленка, скажи. — странно изменившимся тоном спросил Митяй. — Я правда такой ужасный? Я ведь и тебя подставляю…

— Митя, да что с тобой?

— Я никогда не задумывался о том, что рискую не только собой… — тихо сказал он. — Мне все казалось — это такая забавная игра в разведчиков. Ну, жизнь у меня одна, конечно, но без постоянного риска она мне и не нужна. А тебе… Ты ведь хочешь жить, Лена? Ты ради меня играешь в эти игры?

Я молчала, не зная, что ответить. В самом деле, почему я ввязалась в эту авантюру с расследованием? Я очень боюсь заразы, да и странное похищение врача меня не на шутку испугало. Моя жизнь мне дорога как память, и вовсе не доставляет удовольствия постоянно ей рисковать. Так неужели я и в самом деле все это делаю лишь ради Митяя?

Но, с другой стороны, если на миг представить, что Митяй резко изменился? Что он не устраивает больше скандалы, чтобы потом описать их в своей газете. Что он перестал влезать в опасные авантюры, рисковать собой и другими… а вместо этого занялся, к примеру, вышивкой или плетением макраме. Смогла бы я любить такого Митяя? Осталась бы вместе с ним? И я, ласково улыбнувшись, сказала:

— Митенька, я влезла в это расследование ради тебя. Но я и полюбила тебя за то, что ты такой… И за то, что рядом с тобой и я становлюсь сильной и храброй.

— Ты… серьезно? Или меня утешаешь? — недоверчиво спросил Митяй, но из его голоса пропала угнетающая меня безнадежность.

— Поверь, если бы ты вышивал крестиком, ты нравился бы мне намного меньше. — подытожила я, и мы, представив в красках эту дикую картину, с облегчением расхохотались.

Глава 9

В огромном вестибюле ТЮЗа было сумрачно и как-то непривычно безлюдно. Я часто приходила сюда лет пять-шесть назад, и всегда холл театра всегда был ярко освещенным и полным театрального люда. У окошка сидела веселая полная кассирша, напротив нее у служебного входа дежурил разговорчивый старик-вахтер, а в гардеробе, облокотившись на высокие бортики, щебетали милые молодые девчонки, студентки местного театрального ВУЗа. К ним прибегали поболтать молодые артисты, и веселый кокетливый смех раздавался в холе, отталкивался от каменных стен и эхом разносился по всему театру.

Но сейчас касса была закрыта, гардероб темен и пуст, и лишь вахтер одиноко сидел за невысокой перегородкой, демонстративно уткнувшись в газету и отказываясь с нами общаться. Возможно, у меня разыгралось воображение, но театр показался мне вымершим, словно небольшой средневековый город во время чумы.