Маска красной смерти

Режиссер сбегал в свой кабинет и принес подаренную кем-то большую бутылку «Хенесси», и бедную актрису начали просто отпаивать коньяком. Потом девушки в сопровождении журналистов куда-то убежали, мигом примчались обратно с костюмами разных героев, и и начали быстро забегать за кулисы и переодеваться, а потом устроили фотоссесию, пообещав, что снимки появятся во всех газетах и журналах. Олечка сначала не хотела сниматься, но тут ее ближайшая подруга Евгения Голдышева обняла ее и что-то горячо зашептала на ухо. Шептала она долго, и слезы на глазах именинницы потихоньку высохли, и скорбное выражение лица стало немного бодрее.

Через некоторое время Ольга как-то незаметно для окружающих покинула зал вместе с подругой, а когда вернулась, умывшаяся и посвежевшая, уже не плакала, а бурно радовалась празднику.

— Я так хотел узнать, что сказала ей Женечка. — доверчиво признался режиссер. — Поймите правильно, простое человеческое любопытство, конечно. Но я не узнал этого. Ни Женечка, ни Олечка мне ничего не сказали.

Он ненадолго задумался, потом продолжал рассказ.

Примерно неделю после дня рождения Ольга была в приподнятом настроении. Они с Евгенией постоянно о чем-то шушукались, весело смеялись, но не делились своим весельем ни с режиссерами, ни с другими актрисами. Даже их ближайшая подружка Тамара Рыкова пару дней злилась на секретничающих девушек. Но потом то ли ее посвятили в тайну, то ли она перестала ей интересоваться, но обида прошла, и троица вновь стала неразлучной.

Единственный же человек со стороны, который удостоился из доверия молодых актрис, был помощник главного режиссера Федор Иванычев. Этот немолодой грузный мужчина вообще пользовался любовью у молодых актрис, правда, лишь в роли доброго дедушки. Он приносил в театр целые сумки испеченных женой пирожков, вытирал слезы девушкам, которые ссорились с возлюбленными или с подругами, всегда заступался за них перед режиссерами, вытирал им носы и даже сопровождал на первые «свидания вслепую», так модные в век Интернета.

И на сей раз он явно был в курсе невинного женского секрета, но, как водится, не выдавал его, лишь хитро усмехаясь в седые усы.

— Как же не выдавал? — не выдержала я. — Даже после смерти Ольги?

Но никто не думал… — растерялся Борис Натанович. — У нее не было никаких болезней. Я спрашивал Федора об этом, и он поклялся, что Олечка не болела ничем. А назавтра Женечка умерла, прямо на сцене…

— И вы опять ничего не заподозрили?

— Леночка, да мы все подозревали все самое страшное. Федор почернел прямо. Но что мы знали?

Он вдруг прервался и, буквально делаясь ниже ростом, сказал:

— А ведь Федор сказал мне что-то… после женечкиной смерти. Что-то… дай Бог памяти… — он зажмурился, потом тихо произнес:

— «Если бы оно было опасно, я бы тоже умер. Я обещал не говорить, но теперь… Мне надо спросить.» И все. Я после смерти девочек еще не опомнился, и не обратил внимания на его слова…. А если бы обратил… Митенька, вы что-то знаете об этом деле? Если бы обратил внимание, Федора можно было бы спасти?

Он все всматривался в Митяя, ожидая ответа. Но тот молчал, опустив глаза. Я молчала тоже. Можно ли было спасти Федора? Увы, пока мы не знали ответа на этот вопрос.

— Борис Натанович, а с Тамарой Рыковой… все в порядке? — после неловкой паузы осторожно спросил Митяй.

— Слава Богу, вроде да. — всполошился режиссер. — Она после гибели девочек сразу заявление подала. Сказал, что не может здесь больше оставаться, в этих стенах. Я ее понимаю, ох, как понимаю! Театр — он же живой. У нас всех корневая система одна, она переплетена, спутана между собой. Как можно вырвать пару цветков и ждать, что сад не погибнет? А девочка молодая совсем, зачем ей находиться там, где началось умирание…

Митяй записал в мобильник телефон Тамары, и мы попрощались с погруженным в депрессию главным режиссером. На улицу мы вышли в самом мрачном расположении духа. Нам казалось, что театр в самом деле тяжко заболел и теперь умирает вслед за актрисами, вместе с потерявшим бодрость духа главным режиссером.

— Ну нет, мы найдем гада! — неизвестно кому погрозил кулаком Митяй.

— Кого? — тоскливо спросила я. — Зловредный микроб?

— Этот микроб кто-то выпустил в свет. Вот он и ответит.

В редакции на этот раз было немноголюдно. Дагния Лебедева, как обычно сидела на месте, но Дениса не было, и дверь редакторского кабинета была заперта.

— Лена, давай, дописывай про похищение Спиридонова, а я быстро сделаю текст про ТЮЗовских актрис. — скомандовал Митяй.

— А что там еще случилось? — заволновалась Дагния.

— Ты не знаешь, что случилось в ТЮЗе? — презрительно фыркнул Золотухин. — А еще уверяла, что дружишь с актерами, репорты с их мероприятий делала. Хороший же ты журналист.

— Я знаю о том, что две актрисы погибли! — вспыхнула Дагния. — Но это было давно, а что случилось сегодня?

— Уволились последние, оставшиеся в живых — мрачно сказал Митяй. — И выяснилось, что у погибших актрис и помрежа была какая-то общая страшная тайна.

— Ты еще хохмишь? — гневно воскликнула Дагния. — Для тебя гибель девушек — повод для тупых шуток?