Маска красной смерти

Если честно, мне совсем не хотелось ехать сюда. Да и Митяй склонялся к тому, что стоило бы поехать в инфекционку и потрясти Жанну, а через нее выйти на похитителей Спиридонова. Но майор Стройкин после рассказа о загадочной медсестре запретил нам даже приближаться к больнице, сообщив, что иначе арестует нас за разглашение следственной тайны и срыв оперативной деятельности. Сидеть без дела Митяй не мог, потому расследование решено было продолжить в ТЮЗе, где от загадочной болезни погибли две актрисы и помощник режиссера.

Слегка побледнев, Митяй крепко сжал мою руку, и повлек за собой наверх. Главный режиссер театра, Борис Натанович Фридман ждал нас в большом полукруглом зале, таком же темном и словно бы вымершем, как и весь театр. Опираясь на соседние сиденья, он встал нам навстречу с приставного стула, поглядел в глаза Митю полными скорби глазами и грустно сказал:

— Митя, я понимаю, вы хотели как лучше. Но получилось, увы, как всегда. Теперь от нас ушли почти все актрисы, и мне не с кем ставить спектакли. Завтра придут дети, но Буратино они не увидят. Им вернут деньги за билеты… но разве это то же самое, что увидеть Буратино?

— Борис Натанович, я сожалею… Но у вас в театре эпидемия. — твердо ответил Митяй.

— Но почему таки я жив и здоров? — удивленно переспросил главреж. — Да и у остальных наших сотрудников здоровье крепкое, тьфу-тьфу-тьфу, конечно. Даже у тех, кто отсюда ушел, перепуганный до смерти. Разве бывает эпидемия из трех человек?

Митяй сжал мою руку и отвернулся. Увы, он тоже не понимал происходящее.

— Борис Натанович, — вмешалась я. — На вас вся надежда. Давайте подумаем, где могли заразиться ваши актрисы и ваш помощник?

— Девушка, милая, как вас зовут? — ласково спросил режиссер.

— Лена.

— Леночка, я только об этом и думаю последние дни. — тяжело вздохнул он. — Уже после смерти Оленьки думать начал. Она ж молоденькая была совсем, ее двадцать пятый год рождения мы две недели назад всем театром справляли. Такая пышечка веселая. И никогда не болела.

— И тем не менее… — развел руками Митяй.

— Да… — режиссер опустил голову. — Не уследили.

— Борис Натанович, расскажи все, что только можете вспомнить про последние дни Ольги Кореневой и Евгении Голдышевой. — вежливо, но твердо попросил Митяй. — Ведь второй актрисе тоже было не больше тридцати?

— Женечке? Ей было 28. — режиссер отвернулся от нас, но тут же взял себя в руки. — Ребята, если бы я мог знать заранее…

Две недели назад ТЮЗ был ярко освещен и украшен мягкими плюшевыми игрушками, шариками и гирляндами. На стенах висели детские рисунки, а из динамиков лились задорные детские песенки. Театр всем составом отмечал день рождения молодой актрисы Ольги Кореневой. Она лишь недавно вышла из декрета, оставив годовалого ребенка с мамой, и очень сокрушалась, что во время беременности сильно поправилась, и теперь вот-вот проломит своим весом сцену, и вообще, ей теперь только детей пугать в роли злой колдуньи. Впрочем, Натан Борисович считал эти заявления всего лишь шутками — Олечка казалась ему воплощением молодости и здоровья, и уж напугать детей своим милым румяным личиком точно не могла.

Он первым поздравил именинницу, за ним обнимать и целовать девушку бросились остальные актрисы, и несколько приглашенных журналистов. Щелкали фотовспышки, под разноцветными прожекторами белоснежное платье Ольги переливалось всеми цветами радуги, и все казались такими счастливыми…

— А потом, на банкете, актрисы решили сделать Олечке сюрприз. — с трудом, словно через силу, произнес Борис Натанович. — Они смонтировали фильм — как провожали ее в декрет, как потом встретили… Такой милый ролик на пару минут. Показывали через проектор на задник сцены. Красиво так смотрелось — девушка уходит со сцены с большим животом, а потом она же появляется без животика… А Олечка вдруг разревелась. Горько так, как ребенок обиженный. Мы все ее утешать бросились, но…

Но помочь горю девушки подруги не могли. Она оплакивала свою потерянную фигуру. Никогда не отличавшаяся особой стройностью, за последние месяцы беременности она набрала сразу 29 кило, которые почти не ушли после родов. Наоборот, похоже, пару килограммов за год декрета еще и прибавились. И в результате на тех кадрах, где она была заснята с большим животом, девушка выглядела стройнее, чем во время выхода из декрета.

— И вот из-за этого она плакала. — с тоской проговорил режиссер. — Понимаете вы меня, Леночка? У нее была молодость, здоровье, ребеночек чудесный… А она рыдала из-за пары лишних кило! Мне никогда этого не понять, нет.