— Ничего, ничего. Ты же знаешь, каждая хорошая идея нуждается в испытании. А как еще народ оценит ее величие? И твой маленький мятеж пошел только на пользу.
— Да.
— Ну, теперь можно и поужинать.
— Могу ли я присоединиться?
— А! — Тонкие брови сошлись на переносице. — Боюсь, Пьер, моего внимания потребуют другие. Это будет неудобно.
— Я понимаю.
— Надеюсь, что да.
Стук в дверь раздался в полночь.
Суд состоялся на рассвете, два месяца спустя.
Эти два долгих месяца Пьер Бор, теперь снова «дю Бор», провел в сочащейся сыростью клетке ниже уровня реки. В камере шириной и высотой в метр — нововведение Национального собрания для отступников — и два метра в длину Пьер лежал как в гробу, в собственных нечистотах, руками отгоняя крыс, которые пытались съесть его скудный рацион из черствого хлеба. А что касается воды, здесь выбор был жесток: израсходовать чашку на утоление жажды или на гигиену.
На шестьдесят шестой день деревянная дверь отворилась — чтобы выпустить его. Когда Пьера доставили в зал суда, изнуренного, покрытого язвами, он не смог ничего сказать в свое оправдание.
Обвинения были абсурдны: ученый Пьер дю Бор при старом режиме обучал детей того самого маркиза де Шене, которого выдал властям. Обучать аристократов во время их правления значило то же, что и прославлять преимущества, добродетели и справедливость аристократии.
Тем же утром его повезли на красной телеге на площадь Революции. Стоявший позади священник гнусаво бормотал псалмы — последнее утешение.
Пьер держал голову опущенной, чтобы хоть как-то избежать града гнилых фруктов и овощей. А когда он изредка поднимал голову, чтобы посмотреть по сторонам, в рот или в глаза попадали гнилое яблоко или тухлая рыба. Но он все же пытался смотреть по сторонам, выискивая наблюдателей.
Наблюдатели, которые многие месяцы оберегали его, должны спасти его и теперь. Пьер был уверен в этом.
Оглянувшись, он заметил в толпе темную приземистую фигуру. Человек не кричал и ничего не бросал, просто наблюдал за ним из-под широких полей шляпы.
Даже наблюдатели ничем не могли ему помочь.
Рядом с эшафотом, возвышавшимся посреди площади, солдаты с нарукавными повязками Комитета национальной безопасности отвязали его от телеги, оставив связанными руки. Они подняли его на эшафот — ноги неожиданно стали до странности слабыми — и привязали на уровне груди, живота и колен к длинной доске, доходившей ему до ключиц. Но Пьер вряд ли заметил это. Он не мог оторвать взгляда от высокой, в форме буквы «пи», рамы с треугольным лезвием, подвешенным сверху.
— Это не больно, сын мой, — прошептал священник, и это были первые слова за все время, которые он сказал по-французски. — Лезвие пройдет по твоей шее словно холодный ветерок.
Пьер повернулся и уставился на него.
— Откуда вы знаете?
Наклонив доску горизонтально, солдаты понесли ее к гильотине. Пьер дю Бор мог рассмотреть лишь стертые волокна деревянного ложа этой адской машины, за которым виднелась тростниковая корзина. Тростник был золотисто-желтым. Пьер уставился на него, пытаясь отыскать красно-коричневые пятна, похожие на дефект в том кристалле, которым он порезал палец. Когда это было? Месяцев семь назад? Но корзина оказалась новой, без пятна и порока — большая честь для Пьера, последняя любезность со стороны его друга, гражданина Максимилиана Робеспьера.
Священник ошибся.
Боль была острой и бесконечной, так же как и боль от пореза кристаллом. А затем он начал падать, лицом вперед, в корзину. Тростник, ринувшись навстречу, стукнул по носу. Золотой свет вспыхнул перед глазами и померк, и все стало таким же черным, как длинные гладкие волосы, упавшие на лицо и закрывшие глаза.
— Где же твой приятель?
— Он должен позвонить своему агенту или еще кому-то. Он сказал, что может задержаться.
— Отлично. Нам нужно многое обсудить.
— Это точно, Хасан. Лягушки теперь пытаются убить его,
— Как так? — Темные глаза мужчины блеснули. Веки его опустились, сомкнулись шелковистые ресницы. Каждая ресница была изогнута, как черный железный шип. — Объясни, пожалуйста.
— Один из них поджидал в квартире, когда Том вернулся. Он пытался убить его ножом — одним из тех ножей. Мне пришлось призвать на помощь Итнайна, моего телохранителя.
— И?
— Мы оставили тело в квартире и под шумок смылись.
— Тело Итнайна?
— Нет, другого. Вероятно, это был профессиональный убийца, но не столь искусный, как Итнайн.
— Гарден хорошо разглядел Итнайна?
— Да нет, не особенно. — Александра выскользнула из-под пледа и села. — Том в этот момент отходил после удара коленом в пах.
— Отлично, значит, я еще смогу использовать его против Гардена.
— Использовать Итнайна? Ты хочешь сказать, чтобы охранять его? — Она начала стаскивать ботинки.
Хасан наклонился помочь ей с пряжками: