Маска одержимости: Начало

Девчонки положили тыковки на колени и принялись сосредоточенно их разукрашивать. Дэйл нарисовала на своей тыкве круглые черные глаза. Долли сперва размалевала переднюю сторону тыквы белым. Затем нарисовала на белом фоне красные глаза.

— Хорошо работаете, — заметил я. — Вы мастерицы рисовать рожи.

— Хочешь, твою разрисуем? — спросила Долли. И нацелилась в меня кисточкой.

Я отпрянул — от греха подальше.

— Что сказал папа? Ведите себя прилично. Это работа.

— Смотри. Я свою почти закончила, а у тебя еще конь не валялся, — заявила Дэйл.

— Ладно, ладно. — Я выбрал мелкую желтушную тыковку и рукой смахнул с нее грязь. — Мои тыквы, — сказал я, — будут вылитые вы.

Долли показала мне свою тыкву.

— Вот эта на тебя, Девин, похожа, — сказала она. — Видишь? Желтая, сморщенная и противная.

— Посмотрим еще, у кого смешнее получится, — сказал я.

Я держал тыковку в одной руке. Потянулся за кисточкой… и остановился.

— Эй! — вскрикнул я, услышав какой-то звук. Словно бы низкий стон. Он исходил от тыквы!

Внезапно твердая тыквенная кожура сделалась мягкой. Как человеческая кожа!

— Девин, в чем дело? — вытаращились на меня близняшки.

— Эта… эта тыква, — пролепетал я. — Она стала мягкой… как человеческое лицо. И как будто рыгнула! Смотрите! Она ожила!

6

Девчонки непонимающе таращились на меня.

И опять я услышал это. Тихий стон.

Испуганно охнув, я резко вскочил. Я уронил тыкву. Я оттолкнул столик. Тот опрокинулся, и все баночки с краской посыпались на землю.

Красная, черная и белая краска расплылись огромной лужей у наших ног.

Девочки тоже вскочили и отпрыгнули подальше от расползающейся лужи.

— Ты все испортил! — сердито закричала Дэйл.

— Мы себе веселились, — сказала Долли, — а ты все испортил.

— Что здесь происходит? — Через задний двор к нам трусцой бежал папа. — Кто разлил краски?

И первым делом он, разумеется, посмотрел на меня.

— Извини, пап, — сказал я. — Но… тыква… Я взял тыкву, а у нее кожура стала мягкой, и она издавала странные звуки, и на ощупь была как человеческое лицо, а не тыква.

Все это я отбарабанил на одном дыхании. Не прерываясь.

— Которая тыква? — спросил папа.

Я показал. Тыква валялась на земле, касаясь бочком лужицы красной краски.

Папа нагнулся и подобрал тыкву. Постучал по ней пальцем. Сжал в руке.

— Она твердая, Девин. На ощупь — тыква как тыква.

— Но, папа…

Он снова сжал ее в руке.

— Никаких звуков не издает, так?

— Нет, — признал я, покачав головой. — Мне правда жаль. Но…

— Девин, поди сюда, — мягко промолвил папа. Он положил руку мне на плечо и отвел за угол сарая. — Сынок, давай поговорим.

— Ты имеешь в виду наш обычный разговор «как мужчина с мужчиной» на тему того, какой я негодник?

— Да, — сказал он. — Именно такой разговор.

— Я дико извиняюсь за краски, — сказал я. — Но тыква действительно стала странной на ощупь. И…

— Девин, я знаю, что фермерский труд тебе не по нраву. Понимаю, тебе обидно. Но твое плохое отношение мешает всем остальным. Мне нужно, чтобы ты принимал участие в деле и помогал. Ты нужен и девочкам — чтобы заботиться о них. Не надо пугать их и портить их труды.

— Я понял, но…

— Как ты сам думаешь, сможешь исправиться? Это же так просто…

— Конечно, пап, — ответил я. — Нет проблем. Я постараюсь работать усерднее. Обещаю. — Я поднял правую руку, словно давая торжественный обет.

Я говорил совершенно искренне. Мне действительно было неловко. Я не хотел становиться для всех обузой.

Если снова увижу какую-нибудь чертовщину, просто не буду обращать внимания.

Я буду держать нос по ветру и хвост пистолетом все время, что проведу здесь.

Я последовал за папой обратно к скамейке. Миссис Барнс уже помогла девочкам поставить стол, и теперь вместе с ними расставляла на нем новые баночки с красками.

Мы втроем снова взялись за работу. Близняшкам она явно нравилась. Они малевали всякие чудные, придурковатые рожи. Я же рисовал злые, страшные физиономии, в основном — черно-белые.

За работой девочки снова затянули свою любимую тыквенную песенку:

— Джек, Джек, Джек-Фонарик,
Джек-Фонарик, О-ЖИ-ВИ!

Я уже от всей души ненавидел эту песенку.

Я уговаривал их прекратить. Как думаете, прекратили они? Черта с два, они принялись горланить ее еще громче.

Я был несказанно рад, когда пришла мама и увела девчонок. Она собиралась съездить с ними до города и прикупить там кое-чего.

Я насчитал двенадцать готовых тыкв. На следующей я набросал очертания серьезного лица. Мне было интересно, сколько разных выражений я смогу изобразить.

Уроки рисования мне всегда нравились. Наша училка говорит, что я не лишен таланта. Я умею рисовать весьма недурно. В пятом классе я сделал несколько рисунков акварелью, и теперь они висят на почетном месте в школьном коридоре.

Опустив голову, я сосредоточенно рисовал грустное-прегрустное белое лицо, как вдруг все вокруг потемнело.

На меня пала тень. Тяжелая тень.