Масонская проза

- Ну общий смысл был такой, не спорь. Булыжник авторитетно подтвердил, что ему сказали оперировать туберкулезную ногу, а оспаривать мой диагноз — не его дело. Потом он перешел к перечислению сумм, которые августейшие особы европейских дворов оставляют у него вместе со своими мозолями, и даже намекнул, что оперироваться у него — это нечто сродни приобщению к Достопочтеннейшему Ордену Бани. Прямо заслушаешься. Нашего бактериолога он в краску вогнал. А когда вогнал — примостился к нему на кровать и завел разговор о лаборатории, тут же прикинувшись, будто воссел при ногах Гамалиила[31]. Это было… заткнись, Булыжник! Я правду говорю! Это был лучший в мире детский церковный утренник в исполнении такого старого прожженного нечестивца. За пять минут с Уилки сошла вся злость, а еще через пять минут он как миленький чесал языком про лаборатории, и мозги у него работали как часы. Под нижним веком у Булыжника дернулась тоненькая мышца, которая сокращается, когда мы испытываем стыд. - Посреди этого вдруг заходит Филин, и Булыжник поднимает руку, чтобы он не встревал, пока Уилки не закончит.

- Он же излагал причины, почему отверг теорию Мальдони, - пытался оправдаться Булыжник.

- А Филя просто тихо-мирно влился в дискуссию, тоже уселся там рядом, и только я стоял в углу и изо всех сил изображал плохиша, пока они обсуждали, как дрессировать спирохет, правда, Булыжник?

- Если интересно, мы обсуждали административное устройство нового исследовательского крыла клиники, - сказал Булыжник.

- Да неужто? Тогда продолжай, - предложил Кид, но вместо этого устами сэра Томаса Хорринджа заговорил сэр Джеймс Белтон:

- С сожале-е-ением вынужден призна-а-ать, что произошла оши-и-ибка с вашей ного-о-ой, мистер Уилкетт, по причи-и-ине ошибочного диа-а-агноза мистера Кида, но он, к сожале-е-ению всего лишь участковый терапе-е-евт, не будем судить его стро-о-ого.

 - А Булыжник после этого, - добавил Кид, - хотя вполне мог воздержаться от подобного, если бы в нем была хоть капля того, что приличные люди называют совестью, выкатил глаза и заявил, что с моей стороны это был «убийственный и гротескный провал».

- Ну извини, - сказал Булыжник своим обычным голосом. - Я думал, ты хотел услышать, что сказал Филин. Так-то я, конечно, отчитал Кида за попытку компрометации моей профессиональной компетентности. Да, я орал на Кида. Все орали на Кида.

- Я этого вам не забуду. - Кид снова повернулся ко мне. - Вообще я, конечно, специалист по общению с пациентами, хотя по мне так и не скажешь, но в области лицемерия и витья веревок из живого человека я ничего не видывал и близко похожего на то, что тогда творилось у постели Уилки. Они под конец чуть ли не заставили его извиняться за то, что у него вообще есть ноги, потому что больнице от них одни проблемы.

- Ну а все-таки, что там было с образцами? Они это тоже на тебя навесили? - спросил я.

- Хуже, гораздо хуже. Уилки к этому начал подбираться, и они его, без сомнения, заставили бы и за образцы извиняться, но Филин перехватил инициативу и…

 Кид призывно кивнул Булыжнику, и тот покорно продолжил:

- Будь вы зде-е-есь, заняв свой по-о-ост после войны, мистер Уилкетт, вместо того, чтобы отлеживаться в теплой крова-а-атке, этого маленького инциде-е-ента, который мы все здесь согласились забы-ы-ыть как страшный со-о-он, не произошло бы. И я сме-е-ею выразить наде-е-ежду на то, что не случится подо-о-обного и впре-е-едь. И вы не поверите! - Булыжник ударил меня железной рукой хирурга по колену. - У Уилки стал рот подковкой, как у ребеночка, готового заплакать, и он пробормотал: «Понимаю, сэр. Простите, сэр».

 - Ну и как, он излечился? - спросил я, поднимая бокал на посошок. - Абсо-хрена-лютно, - ответил Кид. - С тех пор как отрезало: ни голов, ни голосов.

- А нога-то была туберкулезной? - не отставал я. - При давнем свище что угодно может переродиться во что угодно. Лучше уж было перестраховаться. И вообще война шла за его разум, а не за тело.

 -  Тогда последний вопрос, - сдался я. - Как вы провернули эту подмену? Это же преступление — мухлевать с лабораторными образцами.

- Да всё та женщина, которая знала, куда мама его увезла. Такое дело нельзя было доверять мужчине. Любой мужчина начал бы трястись над своей репутацией и всякое такое.

- Тогда, исходя из твоего ответа, другой вопрос: а мистер Уилкетт в курсе, что есть такая женщина?

- Нет, - сурово ответствовал сэр Томас Хорриндж, - и в этом его главная ошибка.