Массовка

А теперь, когда стал понятен этот страшный, постыдный, мерзкий механизм продления жизни – жить хотелось с еще большей силой! Вот, вот в чем вся хитрость, подлый, чудовищный юмор Переходящего дорогу! Поманить жизнью, радостью бытия – и развернуть перед носом прайс с расценками на оставшиеся годы, дни, часы…

– Что с тобой? – тихо спросила Настя.

Как ей ответить? Что сказать в эти чистые глаза, когда хочется лишь рыдать и выть, закрыв голову подушкой?!

– Ничего, – сказал Павел и улыбнулся. – Думаю, как покончить со всем этим.

– Правда? – Настя осторожно заглянула Павлу в глаза. – Это было бы…

– Ничего не говори, – Павел прикрыл ей рот ладонью.

Нельзя говорить об этом. Табу. Любой разговор неизменно ведет в пропасть. Надо молчать. Есть вещи, о которых можно только молчать. Или кричать во всю глотку.

– Ты должна уйти, – сказал Павел. – Тебя вывезут из лагеря. Ты свободна. Как я и обещал.

Настя помолчала. И Павел уже знал, что она скажет.

– Никуда я не уеду. Теперь уже некуда.

Павел мысленно повторил последнюю фразу.

«Теперь уже некуда».

Все так. Некуда.

Все возвращалось туда, откуда и началось.

В тупик.

6

Наверное, ему что-то вкололи. Такое, что легко развязывает язык. Наверное, он что-то говорил. Возможно, говорил много, и наверняка наболтал лишнего. Одно утешает: слова посредника таковы, что отделить правду от вымысла в них непросто.

Артемий прикинул, какую чушь мог нести, и как это воспринимали те, кто вытягивал из него информацию – и хихикнул, представляя их вытянувшиеся лица.

Однако… Разве в наших доблестных «органах» принято колоть на дознании? Нет, не в том смысле – «колоть», чтобы допрашиваемый «раскалывался» и начинал излагать правду-матку. А колоть буквально – всякой химией? Или же существуют секретные циркуляры, в которых сказано – кого и при каких обстоятельствах можно подвергать воздействию сильнодействующих препаратов?

Или дело не в циркулярах, а в банальной цене вопроса?

Артемий хихикал, и сам понимал, что хихиканье это не здоровое. Во-первых, нет причин для веселья. Во-вторых, он никак не мог понять, где находится.

Какое-то серое пространство – ни верха, ни низа, мечущиеся темные тени, глухие невразумительные звуки. Что-то все это напоминает, только – что именно?

Звуки становятся громче, тени – четче. И приходит догадка.

– Я в мире духов, да? – спросил Артемий.

Тени замедлили свой беспорядочный бег, и в низком тягучем звуке послышалась утвердительная нотка.

– Значит, этот укол, вроде как тот порошок из мухоморов? Забавно, надо запомнить… – Артемий нервно хихикал, но в сознании уже зарождалось беспокойство.

С какой это стати его занесло в мир духов? Что это значит?

А серое пространство вокруг, между тем, сгустилось, оформилось, приобрело знакомые очертания.

Кабинет Ястребова! А вот и он сам – за столом, склонившийся над грудой каких-то бумаг… Да это ж его папка!

Странности все не кончались: Ястребов сидел неподвижно, будто превратившись в полномасштабную картинку.

– Что за черт… – Артемий поморгал, потрогал виски.

Что-то не так в ощущениях. Что-то не так…

Скрипнула дверь, кто-то вошел.

– Здравствуй, Арт…

Артемий попытался встать со стула – и не смог. А ведь теперь – самое время дать деру. Всякое доводится видеть посреднику, но кое-что он желал бы не видеть никогда.

Потому что некоторые видения приходят в одном случае.

Как вестники смерти.

– Здравствуй, Макс…

Артемий внезапно успокоился. Видно, вышел срок. Сколько можно бегать по бесконечному коридору, который для всех заканчивается одинаково. Все дело в длине отсрочки.

Переверзев прикрыл за собой дверь и неспешно прошелся по кабинету. Огляделся с любопытством и трудно уловимой тоской.

– Да… – произнес он. – Знакомое место. Мой первый собственный кабинет.

– Надо же, как совпало, – попробовал пошутить Артемий.

Переверзев глянул таким взглядом, что Артемию стало не по себе. Бесконечная жалость – вот что было в этом взгляде.

– Никогда не думал, что ты будешь моим вестником смерти, – сказал Артемий.

– Да уж, – криво улыбнулся Переверзев. – Жизнь прекрасна и удивительна…

Он упал на стул, приставленный к краю стола, повернулся в Ястребову, чье лицо неподвижно нависало над папкой. Тихонько дунул в его сторону. Светлая челка над застывшим лицом медленно-медленно заколыхалась, словно кабинет погрузился в воду. Получилось забавно.

– Я знаю, что мне осталось недолго, – сказал Артемий. – Ну а ты скажи – как… там?

– По-всякому, – пожал плечами Переверзев. – Как повезет. Да что говорить, скоро узнаешь. Прости, мне очень жаль.

– Да брось ты! – стараясь говорить бодрее, воскликнул Артемий. – Ведь ты вернулся и неплохо выглядишь – даже в роли вестника.

– Мы тени. Всего лишь тени, – грустно отозвался Переверзев и взгляд его стал твердым. – Спрашивай.

– Вот так, сразу?

– Да. Время ограничено.