Массовка

Сидели на жухлой, выжженной солнцем траве. Все же, это лучше, чем там, внутри бетонного склепа. Она рядом – и это отодвигает далеко-далеко всю мерзость, в которую погрузилась измученная душа. Ее взгляд разгоняет мрак, и не хочется думать ни о чем. Лишь чувствовать что-то неуловимо светлое.

Бывает же такое… Трудно поверить.

– Ты хотела видеть меня… – тихо произнес Павел.

Настя кивнула, глядя в сторону леса. Сначала она казалась измученной, напуганной, уставшей. Но теперь это прошло. Спокойствие – вот, что было в ее взгляде. Удивительное спокойствие, которое передалось и Павлу. Оно разливалось по телу, и не хотелось ничего – только вот так сидеть бесконечно, глядя только на нее.

– Я пришла… Я хочу попросить…

– Да, конечно… Проси, о чем хочешь…

– Но вы… Ты, наверное, не выполнишь мою просьбу…

Павел внимательно глянул в эти глаза. В голове удивительная ясность. Покой.

– Если ты хочешь, чтобы я отпустил тебя, – произнес Павел. – То… Ты свободна.

Если бы она знала, чего стоят эти слова! Да к черту все, все сразу! Если и держать здесь кого-то, не выпуская ни под каким предлогом – то только ее! Ее одну!

Но и в потере есть свой смысл. Особый, высокий. И боль от такой потери – слаще любой молитвы, любой жертвы, которые подарят еще несколько дней жизни…

– Вот как? – произнесла Настя странным голосом. – Но я пришла просить не за себя.

– Да? – непонимающе отозвался Павел.

– Я прошу отпустить другого человека. Девушку. Ее очень ждут там, на воле. Один человек готов ради нее на все…

– Ты о ком? – проговорил Павел, чувствуя как голова идет кругом от непонимания.

– Девушку зовут Аня. Анна. А человек, который ее ищет – Артемий. Он был в лагере, но…

– Что?!..

Павел с трудом сообразил, что уже стоит на ногах, сжимая до боли кулаки и дрожа часто, с перебоями.

Почему он?!

Ну, да, этот парень не оправдал его ожиданий. С другой стороны – он же принял на себя фатальный долг Павла. Словно встал в один ряд с теми жертвами, что питают его – как капельница лежащего в коме.

Но с какой стати та единственная, которая – и смысл, и воздух, и все, что у него осталось – с какой стати она думает об этом далеком живом мертвеце, а не о нем, который готов на все ради ее благосклонности, на все, на все?!

Павел медленно опустился на землю. Скрюченные пальцы скребут жухлый дерн, в голове – пустота.

– Что с тобой? – испуганно произнесла Настя.

Ее пальцы коснулись лица Павла. Скользнули ко лбу, тронули щеку. Прохладные, спокойные. Живые.

Это похоже на чудо. Наверное, это и есть чудо: ее рука в твоей ладони.

Это необъяснимо. Иррационально. Безумно.

И в этом заключается ответ.

Ответ на все вопросы, которые в состоянии придумать человек.

Чудо.

Рано или поздно это должно было произойти. Если долго взывать к божеству – оно может и снизойти к молящимся. Говорят, такое случалось.

Тот, кого называют Хозяином, не должен стать исключением. Не надо разочаровывать своих верных слуг.

Наверное, это глупо: не предупреждать охрану о столь рискованном шаге. Но вооруженное прикрытие лишит экскурсию очарования. Ломиться через дверь тоже не стоит. Нет, появиться надо, как настоящее божество – внезапно, ниоткуда. Здорово, что в проекте сразу был предусмотрен этот «технологический» проход. Это в его стиле: всегда предусматривать заранее, иметь что-то про запас, хоть самый завалящий козырь. Старое ковбойское правило: умеешь считать до десяти – остановись на восьми.

…Он чуть оттолкнулся от деревянной стены. И вышел на свет. Медленно обвел взглядом новый для себя пейзаж.

Удивительно. Он словно попал в легендарный сказочный мир, какое-то другое измерение, чужое, недоступное, мрачное. Вроде бы и знаком здесь каждый уголок – камеры почти не оставляют «мертвых зон».

Но изнутри все иначе. Трудно представить себе эту гнетущую атмосферу, затхлость, вонь… Видимость здесь хуже, чем на экранах: наверное, электроника лучше справляется с туманом сигаретного дыма и слабой освещенностью, чем человеческий глаз. Что-то доисторическое есть в этом воздухе: вот-вот вынырнет из тумана зубастая тварь и с визгом вцепится в лицо…

Сначала кажется, что мир этот необитаем, мертв. Да и вправду – как могут жить в этом ужасе люди? С другой стороны, человек – все же, самая живучая тварь на планете. Надо очень постараться, чтобы выжить ее окончательно. Всегда найдется популяция, способная вытеснить даже тараканов, сожрать вокруг себя все живое, убить природу – и разочарованно перебраться на новое место.

Глаза начали привыкать к барачному сумраку. Из тумана проступили очертания двухуровневых нар, медленно плывущие человеческие силуэты. Они казались черными, только при приближении проступали бледные серые полосы лагерных роб. Слышались голоса