Массовка

– Мы стараемся, Хозяин. Мы усердно просим силы света даровать искупление. Мы чувствуем, что искупление близко! Благодарим тебя за ниспосланные испытания и молим, молим… Заклинаем тебя, Хозяин – сделай наши испытания еще более трудными, еще более искусительными! Пошли нам боли, страданий, страха! Мы молим тебя об этом…

Павел вздрогнул. Поискал глазами Херувима, но не увидел ничего, кроме смрадного тумана.

Очень хотелось взглянуть в глаза этого монстра. Которому мало, мало…

– Больше боли, больше страданий, больше страха! Только об этом мы просим тебя, Хозяин!

Павлу стало душно. Он качнулся, с трудом удержавшись на ногах. Божеству не пристало падать в обморок. Надо слушать, впитывать, понимать…

– Мы прошли первое испытание. И нам мало! Мало страданий, мало крови! Пошли нам страшные потрясения! Пусть Достойные пройдут через тяжкие искушения, пусть очистятся наши ряды! Хозяин, мы требуем – услышь наши мольбы!

Теперь в голосе слышалась угроза.

И Павел явственно ощутил, как огромная холодная рука сжимает тело в стремлении выдавить из него саму душу. То, что раньше приходило лишь намеками, туманными образами, теперь обрело зловещую ясность.

Массовка подчинила его себе.

Поставила на колени.

Сделала рабом.

Никакое он не божество, и даже не хозяин всего этого кошмарного аттракциона.

Он всего лишь служитель, присматривающий за клеткой, в которой обитает чудовище.

Раб, выносящий дерьмо и кормящий с пики многоголовую тварь.

Раб, питающийся отбросами из этой клетки, зависимый от зверя, прикованный к тому толстой грязной цепью.

А может, того хуже – нелепый полупаразит, полусимбионт которого чудище терпит, как акула маленьких рыбок-прилипал…

Павел попятился. Мысли путались, в голове звенело. Он отступал, и за ним, как прилив, возвращались на свои места странные обитатели этого дикого мира. Вскоре внутренности барака окончательно скрылись в дымке, на смену ей пришла освежающая тьма.

Но в ушах продолжали звучать эти настойчивые мольбы-приказы:

Услышь нас!

Пошли нам!

Сделай для нас!

Он стоял перед бараком, тяжело дыша, шатаясь, не в силах сделать ни шагу. Понимание, которого он достиг там, внутри, покинуло, оставив лишь намеки на что-то отвратительное, страшное, нечеловеческое.

Свежий ночной ветерок немного привел в чувство. Павел заставил себя повернуться спиной к проклятому бараку. Но облегчения это ему не принесло.

Другое создание его же рук предстало перед глазами. Подсвеченное звездами и половинкой луны здание крематория.

Павел издал нечленораздельный звук – то ли вой, то ли хрип. Медленно, тяжело ступая, зашагал по сухой земле в сторону массивного угрюмого силуэта.

Крематорий смотрит пустыми глазницами, сверху, надменно, вроде бы даже презрительно. Дверь разверзлась жадной пастью, оттуда выкатился бетонный язык дорожки. И труба – словно тупой обломанный рог…

Игры кончились. Безумное развлечение стало самым обыкновенным безумием.

– Я убью тебя… – прохрипел Павел. – Снесу, сравняю с землей. Будто ничего и не было…

Глазницы окон осветились изнутри синеватым пламенем газовых горелок, из рога посыпались кровавые искры. Пасть полыхнула алым, и адский жар заставил отшатнуться, прикрыть лицо руками.

– Ты не сделаешь этого… – утробно прорычал крематорий. – Я нужен тебе…

– Ты мне не нужен! – орал Павел. – Все, кончились игры! Все! Все!

Вой и скрежет в ответ. Нет, это смех – знакомый смех. Так издевался Переходящий дорогу.

– Я нужен тебе. Подумай…

– Заткнись!

– …подумай, как следует – зачем?

– Ты не можешь говорить! Ты всего лишь груда кирпичей!

Лишь тот же леденящий душу смех в ответ и дождь из веселых сверкающих искр.

– Я снесу тебя, – бормотал Павел, озираясь. – Я тебя убью!

Вот! Лопата! На, на, получай! Смеешься?! Конечно, что тебе – лопата?

…Мотор надсадно завыл – нога сорвалась со сцепления, упала на газ. Табун взбесивших лошадей под красным капотом истошно взревел, дернув машину вперед.

Посмотрим, что ты скажешь на это?!

Удар. Будто кувалдой по голове.

Тихо сдуваются подушки.

И медленное отрезвление.

Проклятье! Что это было?! Галлюцинации, видения? Неужто он окончательно съехал с катушек?!

Дрожащей рукой нашарил в раскореженных недрах салона фляжку. Лучше предстать перед охраной и доктором мертвецки пьяным, чем объяснять им, почему он решил снести говорящий крематорий при помощи верного «Феррари»…

Все, что мы жаждем больше всего на свете, приходит слишком поздно. Вот она, Настя, рядом. Он чувствует ее тепло, слышит ее дыхание. Где это было тогда, когда все виделось всего лишь игрой – злой, жестокой, но просто игрой? Она рядом, можно забыться, хоть ненадолго, ощутить радость от своей победы.

Но все мысли – там, в кошмарном, смердящем, пузырящемся человеческой жижей котле.

Массовка. Она вертит им как хочет. Можно ли игнорировать ее волю? Поступить так, как хочется ему, Хозяину?

Нет.

Там, глубине этого человечника готовится очередная жертва – во имя его, его жизни. И только ей, массовке, решать – стоит ли продлять существование Хозяина за счет одного из статистов?