Массовка

Павел тихо двигался по проходу между убогими деревянными конструкциями. Некоторые нары усовершенствованы какими-то занавесками из грязных простыней, деревянными костылями, грубой резьбой на брусьях. В нескольких местах на полу, на мятых жестянках горят маленькие костры, добавляя порцию дыма в гамму отвратительных запахов. Многие нары сдвинуты в сторону, проходы потеряли прямоугольную форму, и все вместе создает странное ощущение какого-то сумасшедшего города, жизнь которого идет по законам, покрытым зловещей тайной.

Трудно узнать кого-то из той, прежней массовки. Даже те, кто волею Хозяина, попал сюда недавно, успели потерять облик, что отличал от прочих их в том, внешнем мире.

Кто, к примеру, этот сухощавый мужчина, куском железа вырезающий на деревянном столбе уродливое женское лицо? Или этот – греющий руки над огнем чадящего костерка? А кто эти двое – молча уставившиеся друг другу в глаза? Что они делают – гипнотизируют друг друга? А это кто – голый по пояс, что стоит на коленях, раскачиваясь в такт душераздирающей мелодии, которую гундит кто-то еще, спрятавшийся внизу, под нарами?

Может, дело в одинаковой полосатой робе? Или в том, что массовка сделала свое дело, окончательно обезличив своих статистов?

Мелькнула чья-то ухмыляющая рожа. Грязные пальцы скребли небритый подбородок. Кто-то громко харкнул и сплюнул сквозь редкие зубы. Длинная капля свесилась с подбородка до пола. Тупой, ничего не выражающий взгляд…

Хозяин двигался вперед – и по мере движения стихал царящий здесь негромкий однообразный гул – шагов, поскрипывания половиц, голосов, дыхания. Все смотрели на него – такими взглядами провожают проплывающий мимо призрак.

Он и сам чувствовал себя призраком. Его давно нет – он вычеркнут из списков еще при рождении, существует лишь на странном нелегальном положении. Положении ненужного, который заставил всех всерьез поверить, будто он – самое крепкое звено бесконечной человеческой цепочки.

Может, так оно и есть: он – самое крепкое звено. Только – одиноко брошенное в пыль, в стороне от звонко дребезжащей цепи.

…Из тумана выплывает худое, бледное лицо. Знакомое. Оно чаще других обращается к камере. Его устами чаще прочих воздаются Хозяину целительные молитвы. Сейчас на нем замешательство, испуг. Но обладатель лица быстро справляется с эмоциями. Он – неплохой актер. Может, он и был актером до того, как попал в массовку? Не важно, что было, важно лишь то, то здесь и теперь.

В массовке, он стал особой величиной. К нему прислушиваются, его боятся, слова его становятся священными текстами. Хорошо ли это? Массовка не признает личностей, признает лишь функцию. И эту функцию легко может занять другой. Тот, кто станет Херувимом, если этот, первый, совершит ошибку.

– Хозяин! – с надрывом произнес Херувим. И рухнул на колени, словно механизм, которому отключили питание.

Следом, как цепляющиеся друг за друга костяшки домино, посыпались навзничь обитатели барака. Не все. Некоторые просто отпрянули подальше, в глубину тумана, в тень деревянных полок.

Павел стоял неподвижно, повесив на лицо маску спокойствия. Он ждал продолжения. Херувим не спешил подыматься. Возможно, собирался с мыслями.

Наконец, он встал. Спокойно, плавно, и во взгляде его появилась невиданная раньше решительность. Он смотрел в глаза Хозяину, словно стремясь прочитать его мысли. В этом взгляде было еще кое-что. Нечто, что знали только двое.

Следом поднялись остальные – те, кто называл себя Достойными. Забавно: наверное, каждый из нас считает себя особенным, не таким, как прочие. Таким вот Достойным. Одна беда: довольно трудно разобраться – кто и для какой миссии тебя избрал?

Херувим чуть заметно улыбнулся и отступил с неуверенным полупоклоном. Следом, наступая друг другу на ноги, отпрянули Достойные. Видимо, так была отмерена почтительная дистанция до небожителя, явившегося во плоти в это мрачное Чистилище.

– Ты пришел, – донеслось из тумана. – Ты откликнулся на наши мольбы. Ты пришел. Значит, наши молитвы обрели плоть и кровь. Значит, силы света повернулись к нам. Значит, у нас есть шанс на спасенье. Значит, злу скоро придет конец…

Речь неслась из мрака, и казалось, что звук идет со всех сторон, отражаясь от стен, пола, потолка. Чудилось, что говорит не один человек, а вся эта масса людей, не имеющая лица, души, непостижимая, враждебная, непредсказуемая.

Павел понял, что от него не требуется ответа. Более того – слова смажут, испортят чистоту ощущений. Всего этого просто не передать ограниченными возможностями человеческих слов. Происходящее не стоит облекать в сухие рамки понятий – его нужно пропустить через себя, прочувствовать. Сознание восставало против этого, оно не желало мрака, ужаса, чего-то, лежащего за пределами человеческих представлений и человечности вообще.

Но Павел подталкивал себя, стараясь не показать неуверенности, слабости.

Ты же искал правды? Вот она, перед тобой. Впитывай ее, как корни растения впитывают разлагающуюся органику…