Мастер

– Конечно, мисс Броутон, я просто гощу здесь, как и вы. А счастливица у нас мисс Вулсон.

Посмотрев на Констанс, он увидел, что его замечание она словно бы не заметила.

– А где вы остановились? – поинтересовалась Рода Броутон.

– О, мне довелось поскитаться с места на место, – ответил он. – Был, как вы знаете, в Венеции, а теперь собираюсь в Рим. Флоренция восхитительна, но для бедного писателя здесь слишком обширное культурное сообщество.

– Я даже не надеялась найти вас во Флоренции, – повторила Рода Броутон.

Генри подумал, что теперь эта фраза прозвучала еще неубедительнее, однако пора было завершать вечер вопросов и ответов. По счастью, на этот раз мисс Броутон оставила ему лазейку. Сухим поклоном он дал ей понять, что, возможно, ее неосведомленность входила в его намерения. Пока она обдумывала связанные с этим последствия, Констанс перевела разговор на другую тему.

Он не желал, чтобы его новый рассказ читался как перепев истории Клары Клэрмонт и ее внучатой племянницы, поэтому ему было недостаточно просто перенести место действия из Флоренции в Венецию, нужно было сделать покойного писателя американцем, одним из пионеров американской прозы. По ходу дела он понял, что ссылается на кого-то наподобие Джеймса Фенимора Купера, а когда вплотную занялся образом американского авантюриста, осознал, что включил в его жизнь эпизоды из собственного повторного приезда во Флоренцию, своего собственного вторжения. И пока он фиксировал черновик рассказа, до него начала доходить вся ирония ситуации. Если он ищет отверженную старую деву, которая хранит старые бумаги и приходится родней пионеру американской литературы, таковая обитала этажом выше. Правда, она отличается куда большей независимостью, чем героиня рассказа.

А что, если вычеркнуть требование старой девы жениться? Что, если сделать финал истории близким к правде, к той странной, полной загадочных нюансов, открытой для любой развязки и бесконечно увлекательной жизни, которую он вел сейчас рядом с Констанс Фенимор Вулсон? Что, если его авантюрист вдруг ощутит или подумает, что ощущает, необходимость осесть, стать чем-то вроде жильца у этой очень умной и сдержанной женщины, одинокой, но не желающей стать чьей-то добычей. Она никогда не попросит о чем-то настолько очевидном, как женитьба. Все, чего она хотела, – тесных и утешных и, если необходимо, лишенных условностей отношений. Она хотела преданности, заботы и привязанности так же сильно, как уединения и сохранения дистанции.

Однажды флорентийским утром, открыв принесенное горничной письмо от Кэтрин Лоринг, в котором шла речь о здоровье и общем благополучии его сестры, он завел с Констанс разговор об Алисе.

– У нее была трудная жизнь, – сказал он. – Кажется, сама жизнь и стала причиной ее недуга.

– Я думаю, нам всем трудно живется. Слишком уж велика пропасть, – сказала Констанс.

– Вы имеете в виду – между ее воображением и рамками, которые ее ограничивали?

– Я говорю о пропасти между возможностью для женщины в полной мере использовать свой ум и общественными предрассудками, – сказала Констанс. – Алиса сделала то, что должна была, и я восхищаюсь ею.

– На самом деле она только и сделала, что осталась лежать в постели, – сказал Генри.

– Об этом я и говорю, – ответила Констанс.

– Не понимаю, – сказал он.

– Я имею в виду, что эти самые предрассудки проникают в самую глубь вашей души.

Она мягко улыбнулась ему, словно сказала что-то приятное.

– Уверен, она согласилась бы с вами, – сказал он. – Настоящее благословение, что у нее есть мисс Лоринг.

– Она сущий ангел-хранитель, – сказала Констанс.

– Да, нам всем нужна такая мисс Лоринг, – сказал Генри и немедленно пожалел о сказанном. Имя мисс Лоринг ассоциировалось со старой девой, искусной только в том, чтобы служить другим и заботиться о них.

Генри просто хотел разрядить обстановку – пошутить или выразить благодарность, но теперь фраза повисла в воздухе, словно легкомысленно озвученная им его собственная нужда, как будто именно этого он ждет от Констанс. Он повернулся к ней, чтобы загладить вред, причиненный его словами, но понял, что она, судя по всему, не заметила подтекста или не приняла его слова на свой счет. И тем не менее она их услышала, в этом не было сомнений, но невозмутимо продолжила разговор.

Со дня его отъезда из Флоренции и до самой ее смерти они продолжали переписываться и встречаться. Как-то раз они оба остановились в Женеве, жили на противоположных берегах озера, но виделись ежедневно. И Алиса начала догадываться об их близких отношениях. «Генри где-то на континенте флиртует с Констанс», – написала она Уильяму. Вернувшись, он нашел сестру в куда более язвительном состоянии, чем обычно. Несносная, почти злобная, Алиса упрекала его в том, что он пренебрегает сестрой, заигрывая со своей романисточкой.