Мастер

– Разумеется, они оба очень талантливы, – говорила она, – и весьма популярны среди читающей публики по обе стороны Атлантики. И они очень красиво обыгрывают итальянские сюжеты, может быть, потому, что хорошо понимают Италию, и характеры у них такие утонченные. Мне, как и многим другим, нравится читать их книги. Думаю, они переживут свое время.

С этими словами баронесса взглянула на Генри, словно проверяя, не осмелится ли он ей противоречить. Какое-то время она будто колебалась, раздумывая, достаточно ли неприятно себя вела, чтобы вывести его из себя. Но он был спокоен, и она пришла к выводу, что придется потрудиться еще.

– Я прочитала несколько статей вашего брата Уильяма, а потом одолела целую его книгу, – сообщила она. – Ее дал мне мой старый друг, который знавал всех вас в Бостоне, а в записке он поделился со мной убеждением, что стиль вашего брата – это образец ясности, ни одного лишнего слова, никакой шелухи, каждое предложение начинается и заканчивается в необходимом месте.

Генри внимал ей с таким видом, словно баронесса описывала какое-то восхитительное лакомое блюдо, которое ей довелось отведать, и не забывал кивать в нужных местах. Никто не прислушивался к их беседе, кроме Андерсена, – когда Генри бросал на него взгляд, юноша слегка улыбался и по его лицу было ясно, что он прекрасно осознает происходящее. Казалось, его взор переполняет сочувствие. Между тем баронесса еще не покончила с Генри.

– Помню вас, когда вы были молоды, все дамочки увивались вокруг вас, да нет, они чуть ли не дрались друг с дружкой за право сопровождать вас на верховую прогулку. И миссис Самнер, и юная мисс Бутт, и юная мисс Лоу. Не только барышни, даже особы более почтенного возраста были от вас без ума. Полагаю, мы вам тоже нравились, но вы были слишком заняты сбором материала, чтобы всерьез в кого-нибудь влюбиться. Вы, конечно, были очаровательны, но смахивали на молодого банкира, который прибирает к рукам наши сбережения. Или священника, который, навострив уши, слушает о наших прегрешениях. Помню, моя тетушка предупреждала нас, чтобы мы не вздумали вам что-нибудь рассказывать. – Баронесса с заговорщическим видом наклонилась к нему ближе. – И я уверена, что вы все еще не оставили этого занятия, хотя пора бы выйти на пенсию. Однако мне хотелось бы, чтобы вы выражались яснее, и уверена, что юный скульптор, который не сводит с вас глаз, желает того же.

Генри улыбнулся ей и слегка поклонился:

– Вы же знаете, я изо всех сил стараюсь доставить вам удовольствие.

Когда баронесса отвлеклась на других гостей, Генри подошел к Андерсену.

– По-моему, ваша речь была великолепна, – сказал скульптор. Генри был удивлен, насколько по-американски звучал его акцент. – Не знаю, что говорила вам старая леди, но думаю, вы на редкость терпеливый слушатель.

– Она говорила о том, о чем обещала не вспоминать: о былых временах, – тихо сказал Генри.

– Мне понравилось, как вы рассказывали о тогдашнем Риме. Вы заставили всех нас желать, чтобы здесь и сейчас сделалось «тогда».

Андерсен стоял, прислонившись к стене, но теперь выпрямился в полный рост. Выражение его лица сделалось почти благоговейным, и, хотя с того места, где он находился, можно было обозревать всю комнату, смотрел он только на Генри. Спустя несколько мгновений губы его шевельнулись, точно он хотел что-то сказать, но в последний момент одумался. В полумраке, царившем в апартаментах, на его лице читалось колебание – продемонстрировать ли уязвимость, опустошенность своей красоты или удивить глубиной своего интеллекта и вдумчивого анализа. Прежде чем нарушить наконец молчание, он нервно сглотнул.

– Очевидно, вы любите Рим и были здесь счастливы, – прошептал он с вопросительной интонацией и смотрел на Генри, ожидая ответа; Генри только кивнул, читая в глазах скульптора странную смесь внутренней силы и какой-то грустной слабости, почти вялости. – Есть у вас в Риме какое-то место, куда вы ходите… какой-нибудь памятник или картина, которые вы регулярно навещаете?

– Я почти каждый день хожу на протестантское кладбище, оно, полагаю, само по себе является произведением искусства и своего рода важным памятником, но, может быть, вы имели в виду…

– Нет-нет, именно такое место я и имел в виду, – перебил его Андерсен. – Я спросил, потому что, где бы это ни находилось, я хотел бы вас туда сопровождать. Даже если вы привыкли ходить в одиночку, я просил бы вас сделать исключение.

Серьезность прорывалась сквозь его застенчивость решительно, если не сказать одержимо, и Генри был тронут тем, как искренне молодой человек сбрасывает броню. Он ожидал беседы в другом ключе – возможно, полной скрытого напряжения, но более легкой, ироничной, даже более обыденной, житейской.

– И, если можно, в ближайшее время, – признался Андерсен.

– Тогда завтра в одиннадцать, – просто сказал Генри. – Мы можем встретиться в моей гостинице и отправиться туда вместе. Вы раньше не бывали на этом кладбище?

– Я был там, сэр, но хотел побывать еще раз и буду с нетерпением ждать завтрашнего дня.