Мастер

В последнее утро накануне отъезда Андерсен, весь в предвкушении грандиозных перспектив, без особого интереса расспрашивал Генри, каковы его собственные планы – не собирается ли он, к примеру, отправиться в путешествие, и созрел ли уже у него замысел следующего произведения, и не ждет ли он гостей, которые займут освобожденную им, Андерсеном, комнату. Поколебавшись, Генри улыбнулся и сказал, что, скорее всего, ближайшие месяцы он посвятит своим рассказам и, если повезет, до наступления следующего года избежит приступа вдохновения и не погрязнет в работе над очередным романом.

Когда Андерсен уехал, Генри пожалел, что не признался ему: он действительно ожидает приезда гостей – брата Уильяма, невестки Алисы и племянницы Пегги. Раскаивался он и в том, что не поделился с Андерсеном воспоминаниями о своем появлении на сцене в день премьеры «Гая Домвиля». Притворяться уверенным в себе, чтобы сохранить лицо, было куда легче. Впрочем, едва ли он решился бы на откровенность, даже если бы его друг передумал и задержался на пару дней. Рассказ о прошлых неудачах не мог тронуть Андерсена, по-прежнему завороженного ожиданием собственного грядущего триумфа. Наверняка молодого человека изрядно поразила и озадачила бы причастность Генри к чему-то настолько катастрофическому, как провал «Гая Домвиля», и Генри тешился сознанием того, что на время визита Андерсена удержался от искушения открыться ему.

Его неприятно поразили нападки Андерсена на собственного отца и то, что скульптор с такой легкостью рассказывал о своих непростых отношениях с братом. Генри не ответил взаимностью и не выразил готовность обсуждать нескончаемые капризы Генри Джеймса-старшего или неизменную способность Уильяма причинять ему боль (в глазах Генри отец и брат заслуживали его преданности в первую очередь), так что не мог упрекнуть молодого человека в нечуткости.

И когда они встречались в Риме, и недавно, когда Андерсен гостил в Рае, скульптор то и дело упоминал о богатстве семейства Джеймс – без сомнений, наслушавшись об этом еще в Ньюпорте. Генри заметил, что Андерсена удивила непритязательность гостиницы, в которой он остановился в Риме, и относительно скромные размеры Лэм-Хауса. Молодой человек был уверен, что Генри стал писателем из-за удовольствия видеть свои работы опубликованными, а не в силу необходимости зарабатывать себе на жизнь. А между тем до его приезда денежные вопросы были постоянной головной болью Генри, переплетаясь с раздражением от нежелания Уильяма выпускать из рук вожжи управления семейным имуществом и его неизменной склонности раздавать деловые советы, в которых никто не нуждался.

Владелец Лэм-Хауса некоторое время назад скончался, и вдова выставила особняк на продажу, оценив его в две тысячи фунтов. Если Генри не поторопится, дом может достаться кому-нибудь другому; от одной мысли, что здесь он сумеет, если пожелает, затвориться и повернуть ключ в замке и никто не будет вправе к нему войти, на душе делалось тепло. Совершить покупку следовало как можно скорее, а у него не было свободных денег. Гонораров, которые он получал за сборники рассказов и журнальные публикации, хватало на покрытие текущих трат. Однако проценты с капитала и дивиденды с родительского наследства всецело контролировались Уильямом. Основную часть доходов составляла арендная плата от нескольких домов в Сиракьюсе – сами здания Генри обозрел лишь однажды и надеялся больше никогда в жизни их не видеть, но Уильям вроде бы управлялся с ними вполне благоразумно и успешно. Сообщив в письме Уильяму о своих планах, Генри не помышлял покушаться на основной капитал или закладывать сиракьюсскую недвижимость; он рассчитывал получить кредит в собственном банке и быстро погасить его за счет новых литературных гонораров.

Поскольку Уильям собирался в Европу, Генри пригласил его обосноваться со всем семейством в его квартире в Кенсингтоне, которую уже освободили временные съемщики, а потом приехать в Лэм-Хаус. На это великодушное предложение Уильям ответил, что имеет иные планы: они с Алисой отправятся в Германию, где ему предстоит курс лечения в Наухайме, и только после этого посетят Англию. Квартира в Кенсингтоне, судя по всему, ему была не нужна.

Отписав ему в Наухайм, Генри сообщил о своих планах купить Лэм-Хаус. Позже он решил, что объяснение было слишком многословным, точно он был блудным сыном, который взывает к родителям, или, точнее, расточительным, погрязшим в грехах младшим братом, испрашивающим совета и помощи у старшего.