Мастер

На следующее утро, покончив с завтраком, он несколько минут просидел в саду, ожидая прихода мистера Макалпайна. На небе не было ни облачка; он поставил кресло в той части сада, куда в эти часы заглядывало солнце. Насколько ему было известно, Андерсен все еще спал, да и в любом случае он упомянул, что позавтракает в своей комнате. Когда шотландец явился, они прошли в садовый кабинет и сразу же принялись за работу. Вчера перед сном Генри просмотрел напечатанные страницы и внес некоторые правки, так что сегодня ему довольно и часа, чтобы закончить эту историю, и, пока солнечные лучи будут захватывать сад, разжигая дневной зной, он примется за новый рассказ, по объему даже меньше предыдущего, еще менее бьющий на эффект, непритязательный до неприличия. Он диктовал в своей обычной манере, которая представляла собой смесь решительности и колебаний, то делая паузы, то стремительно двигаясь вперед к своей цели; порой он подходил к окну, как будто слово или сравнение, которые он подыскивал, могли вызревать на кустах и лозах среди других плодов щедрой поры позднего лета, а потом возвращался в прохладу кабинета с уже готовой метафорой и сформированной фразой, необходимой для завершения абзаца.

К обеденному часу жара была в разгаре. Андерсен облачился в белый костюм и держал в руках соломенную шляпу, точно приготовился к лодочной прогулке. Они обсудили, как им лучше провести полуденные часы, и, когда Андерсен узнал, как близко отсюда до моря и как легко добраться до побережья на велосипеде, он поведал, что самым заветным его желанием было бы искупаться в соленой воде и походить по песку босиком. Этот спортивный энтузиазм стал приятным разнообразием, ведь на протяжении всего обеда скульптор воздерживался от какого-либо упоминания своих грандиозных планов по завоеванию мировой славы. После трапезы они переоделись в костюмы, более подходящие как для езды на двух колесах, так и для битья баклуш на морском берегу, а затем на отлично смазанных велосипедах, извлеченных Берджессом Ноксом из пристройки за кухней, отправились в путь. Они неторопливо скатились с вымощенного булыжником холма и направились к Уинчелси, где их лица овеял прохладный соленый бриз. Андерсен, на чьем багажнике болтался сверток с купальным костюмом и полотенцем, в отличном расположении духа энергично крутил педали на спуске в Удимо, к морю.

Оставив велосипеды, они проследовали по тропинке, протоптанной в песке среди дюн, и Генри заметил жаркую дымку – она висела в воздухе, сглаживая очертания пейзажа и делая горизонт почти неразличимым. Легкая физическая нагрузка и близость моря, казалось, разительно повлияли на Андерсена, он сделался непривычно молчаливым. Когда они наконец дошли до кромки воды, он остановился, посмотрел вдаль, щурясь на солнце, а потом ласково приобнял Генри за плечи.

– Я и забыл об этом, – сказал он. – Я не знаю, где нахожусь. Я мог бы доплыть до Бергена, я мог бы доплыть до Ньюпорта. Окажись здесь мой брат… – Он запнулся и изумленно покрутил головой. – Знаете, если закрыть глаза и снова открыть, я могу вообразить такой же пляж, и такой же свет, и себя самого в Норвегии, мне было, наверно, лет пять-шесть, но и Ньюпорт бывает таким в летний день. Этот воздух и этот бриз… я сейчас словно бы дома.

Они пошли вдоль линии, оставленной морской водой на песке. Волны были спокойными, а пляж почти безлюдным. Генри стоял, глядя на море, пока Андерсен переодевался в купальный костюм; поручив Генри охранять его вещи, он превратился в ожившую версию одной из своих скульптур – гладкий белоснежный торс, мускулистые руки и ноги.

– Вода холодная, – заметил он. – Сразу видно.

Молодой человек вошел в море, подскакивая перед каждой волной, прежде чем погрузиться в воду, а затем поплыл энергичными мерными гребками. Порой он поддавался волнам, позволяя им толкать себя к берегу, и махал рукой Генри, который стоял на берегу полностью одетый и наслаждался солнечным теплом.

Когда Андерсен вытерся и снова переоделся, они побрели по берегу и прошли много миль, почти никого не встретив на своем пути. Время от времени оба без предварительной договоренности останавливались, смотрели на море, изучали горизонт или лодку вдалеке. Андерсен слушал рассказ Генри о том, как здешние земли были отвоеваны у моря, в результате чего поселения из рыбацких портов превратились в сухопутные городки.

– В Ньюпорте, – сказал Андерсен, – мы могли бы сейчас посидеть на пирсе, поглазеть, как разгружают улов или готовятся к ночной рыбалке.