Мастер

И Андерсен заговорил о Ньюпорте, первом городе, который он увидел, когда они приехали из Норвегии – он, его родители, двое братьев и сестра. Тогда он и услышал о семействе Джеймс, рассказывал он. Он знал, где они жили, и знал, что один из сыновей стал писателем, – об этом все говорили. Андерсены, по его словам, были щедро одарены всем, кроме денег; его старший брат в детстве тоже проявлял незаурядные художественные способности, а младший был многообещающим музыкантом. Весь старый Ньюпорт – пожилые дамы, полуевропеизированные семейства – верили в талант больше, чем в деньги, говорил он, но это лишь потому, что у них было достаточно денег, заработанных или унаследованных, чтобы не думать о них до конца своих дней. А вот Андерсены тоже могли показаться похожими на них, когда ходили в гости или в церковь, но в их семье деньги никогда не водились, поэтому они думали только о деньгах.

– Эти господа покупали нам мольберты и масляные краски, притворяясь, что не замечают заплат на нашей одежде, – рассказывал Андерсен. – С нами беседовали о великом искусстве по вечерам, пока мы принюхивались к ароматам горячих блюд, которые готовились на их кухнях, зная, что дома нас ждет холодный и унылый ужин.

– Рим, – сказал Генри, – должно быть, принес вам облегчение.

– Если бы только в Риме были пляжи и соленая вода, – отозвался Андерсен.

– И если бы в Ньюпорте был Колизей, – подхватил Генри. – И если бы у Андерсенов было состояние.

– И если бы братья Джеймс щеголяли в залатанных штанах! – засмеялся Андерсен и с дружеской непринужденностью ткнул Генри кулаком в живот, прежде чем обнять его.

Домой они катили в сумерках, лишь ненадолго спешиваясь – чтобы миновать Удимо и второй раз, уже неподалеку от Лэм-Хауса. Они договорились, что встретятся в саду после того, как переоденутся к ужину, и опрокинут рюмочку, прежде чем садиться за стол.

Ожидая, пока Андерсен спустится, Генри решил, что размеры его сада, его скромные и бдительно охраняемые пропорции в косых прохладных лучах умирающего солнца, его гармония с ландшафтами, по которым они сегодня колесили, куда более созвучны диапазону их чувств, нежели распахнутые величественные перспективы Рима. Может быть, теперь, когда дождь перестал, а Андерсен немного угомонился, подумал Генри, будет проще склонить его к тому, чтобы оба они просто наслаждались отдыхом и обществом друг друга.

Когда Андерсен спустился, его волосы еще не просохли после купания, а светлая кожа покраснела от солнца. Он улыбнулся, поудобнее устроился в кресле, отхлебнул из своей рюмки и внимательно оглядел сад, как будто не видел его раньше. Генри ранее уже показал ему на садовый павильон, заметив, что летом он превращается в его рабочий кабинет, но еще не предлагал его посетить. Сейчас он сделал это, и они не спеша двинулись через лужайку.

– Значит, здесь вы и работаете, – сказал Андерсен, когда Генри закрыл за ними дверь.

– Здесь рассказываются истории, – ответил Генри.

Слева от входа был книжный стеллаж во всю стену, и, когда, вдоволь насладившись видом и выразив восхищение светом, Андерсен подошел, чтобы изучить книги, он не сразу понял, что на всех корешках значится имя его хозяина и друга. Он снял с полки одну книгу, потом другую, и постепенно до него дошло, что весь этот огромный книжный шкаф содержит романы и рассказы Генри Джеймса, изданные в разные годы по обе стороны Атлантики. Взволнованный и ошарашенный, он один за другим извлекал тома, изучал переплеты и титульные страницы.

– Вы написали целую библиотеку, – сказал он. – Я чувствую себя обязанным прочитать все. – Он повернулся и посмотрел на Генри. – Вы всегда знали, что напишете все эти книги?

– Я знаю, каким будет следующее предложение, – сказал Генри, – и часто знаю, о чем будет следующий рассказ, и делаю заметки для будущих романов.

– Но разве вы не запланировали все это заранее? Разве вы не говорили себе: «Вот что я собираюсь делать со своей жизнью»?

Когда прозвучал этот вопрос, Генри уже отвернулся от своего собеседника, делая вид, что смотрит в окно, и не имея ни малейшего понятия, отчего его глаза наполнились слезами.

После ужина они еще немного поболтали, а затем Генри отправился спать, оставив Андерсена внизу за чтением одного из своих сборников – молодой скульптор настаивал, что, прежде чем завтра покинет Рай, он должен прочитать по крайней мере большинство рассказов. Спустя некоторое время Генри услышал, как заскрипели ступеньки, и начал воображать рослую фигуру Андерсена: вот он поднимается с книгой в руках, ступает на лестничную площадку, входит в свою спальню. Вскоре до его слуха опять донеслись шаги – Андерсен идет через площадку в ванную, затем возвращается в спальню и затворяет дверь.