Опасения за здоровье Уильяма не поколебали решимость Генри защищать свой образ жизни от возможной критики. Что касается его невестки, ее нюх на вещи, которые можно и нельзя обсуждать, был настолько обострен, что она сообщала лишь самые общие сведения, даже рассказывая о собственных детях, а подробности следовало выспрашивать отдельно. Но как-то вечером, когда Пегги наконец приехала из Франции и отдыхала с дороги, а Уильям уже уснул, Алиса вдруг заговорила о своей золовке, скончавшейся семь лет назад. Она заговорила о ней, с осторожностью подбирая слова, серьезным и задумчивым тоном. Упомянула, что Алиса относилась к ней с неприязнью, а в день их свадьбы с Уильямом сказалась больной.
Генри стало не по себе. Воспоминания о сестре с годами причиняли все больше горя, о ее мучениях он был способен говорить лишь со скорбью и состраданием. Он понимал, что в случае открытого противостояния между двумя Алисами его собеседница одержала бы верх, а потому, на правах победителя, могла обсуждать поверженную противницу. Он быстро убедился, что невестка совершенно превратно понимает его отношения с сестрой и считает, что, приехав в Англию, Алиса Джеймс поставила его в ситуацию, подобную нынешней. О судьбе покойной Алисы и ее уникальном характере она рассуждала так, будто между ними с Генри нет никаких разногласий на этот счет. Алиса говорила буднично и сухо.
– Алиса Джеймс, – сказала она, – могла бы найти для своего остроумия лучшее применение, нежели терзать саму себя.
Генри подавил первое побуждение извиниться и покинуть комнату. Ему сдалось, что лучше промолчать и дать невестке возможность высказаться начистоту.
– И ведь ей всегда удавалось найти кого-то, кто был счастлив слушать ее и заботиться о ней, – продолжала она. – Ваша бедная тетя Кейт была недостаточно покладиста, поэтому Алиса приехала в Англию.
Генри подумал, что невестка не может не чувствовать, как неуютно ему обсуждать такую тему, – но, может, именно это и вынуждает ее продолжать. Подозрение было настолько причудливым и маловероятным, что он с трудом мог поверить своим мыслям и лишь изумленно смотрел на нее. Но, желая прояснить до конца мотивы ее откровенности, он решил не переводить разговор на другую тему и не выходить из комнаты, а выслушать все, что она хочет сказать, держа себя в руках и храня ледяное молчание.
– Мне всегда казалось, что Алиса и мисс Лоринг созданы друг для друга, – продолжала невестка. – Мисс Лоринг была сильной женщиной и нуждалась в слабом создании, о котором сможет заботиться. Знаешь, всякий раз, когда видела их вместе, я думала, что они самая счастливая пара в этом божьем мире.
Лицо Алисы при этих словах разрумянилось, в глазах вспыхнул огонь. Она более не была мудрой и рассудительной супругой Уильяма Джеймса, в нее как будто вселилась некая другая женщина, обладающая собственным разумом, и говорила ее устами, давая понять, что, если ее взгляды на то, как устроен свет, кого-то оскорбляют или шокируют, тем хуже для собеседника. Никогда ранее Генри не подмечал в невестке склонности к подобной откровенности и теперь гадал, бывает ли она такой наедине с Уильямом. Поражало его и то, с каким интересом и необъяснимым болезненным любопытством он сам слушает ее речи.
– Я всегда говорила Уильяму, что Алиса и мисс Лоринг имели весьма веские причины поселиться в Англии вдали от всех родных и друзей. – (Генри недоуменно покосился на нее.) – Знаешь, Гарри, горничная рассказывала мне, что твоя тетушка Кейт не всегда стучалась в спальни, прежде чем войти, и я уверена, что в Англии мисс Лоринг и Алиса обрели такое счастье, о котором в Библии не упоминается.
Видя, как его невестка светится от счастья, упиваясь своей откровенностью, Генри понял, почему он так внимательно ее слушает. Быстро подсчитав в уме, он понял, что Алиса не могла быть знакома с Минни Темпл, но могла быть наслышана о ней. Минни обладала потрясающей способностью хладнокровно говорить на запретные темы в присутствии мужчин, а пленительное первобытное любопытство к тому, как устроен мир и каким он мог бы быть, разительно отличало ее от сестер и подруг. Разум Минни мог витать где-то в облаках, а затем порождать вопрос или замечание, от которых все присутствовавшие начинали судорожно подыскивать предлог, чтобы выйти из комнаты, но ее очаровательная непосредственность лишала их такой возможности. И вот через тридцать лет после смерти Минни Алиса выказывает такой же азарт и мужество.
– Видишь ли, женщины в подобных делах не более свободны от подозрений, чем мужчины, – заключила она.