– Мы так скучаем по Ирландии, мистер Джеймс, – обратилась к нему леди Вулзли. – Мы вывезли оттуда Хэммонда и двух садовников, Кейси и Лири, все наши гости их просто обожают. Я вечно говорю: не думайте, что они и впрямь такие очаровашки, не тут-то было, но, право же, они так мило разговаривают.
Не дожидаясь, что на это ответит его брат, Генри потихоньку вышел из комнаты и медленно спустился по лестнице. Хэммонд все еще стоял в коридоре, словно поджидая его.
– Не знал, что вы вернулись в Англию, – сказал Генри.
– Да, сэр, я последовал за его светлостью и иногда сопровождаю в поездках ее светлость. – Его голос звучал все так же покойно и ровно, что наполнило Генри теплым облегчением.
– Я так рад, что вы увидели мой дом, – сказал Генри. – Надеюсь, о вас позаботились.
– Ваш парнишка, сэр, проследил, чтобы меня хорошо покормили, – ответил Хэммонд и, поскольку Генри не сводил с него глаз, начал заливаться краской под этим пристальным взглядом. Он, казалось, помолодел с тех пор, как Генри познакомился с ним в Ирландии пять лет назад.
– Я хотел бы показать вам сад и свой садовый кабинет, – сказал Генри.
– Правда, сэр? – мягко спросил Хэммонд.
– Летом здесь, конечно, лучше, – сказал Генри, проходя через столовую и открывая двери в сад; воздух был сухим и прохладным. – Как поживает ваша семья в Лондоне?
– Очень хорошо, сэр.
– А ваша сестра здорова?
– Как чудно, что вы о ней вспомнили, сэр. Она в добром здравии.
Они медленно прошлись по саду. Всякий раз, стоило Генри заговорить, Хэммонд останавливался, словно хотел как можно внимательнее его выслушать.
– Вы должны приехать летом, когда сад будет цвести, как ему полагается, – сказал Генри.
– Мне бы очень этого хотелось.
Генри повернул ключ в замке садового кабинета, и они вошли. Ему показалось, что оба они вторглись на какую-то полузапретную территорию, но когда он повернулся и увидел лицо Хэммонда, то понял, что молодой человек не чувствует ничего подобного. Его интересовали письменный стол, бумаги, книги. Затем он подошел к окну, чтобы полюбоваться видом.
– До чего красивая комната, сэр.
– Зимой здесь холодно, слишком холодно, чтобы тут работать, – сказал Генри.
– Но летом вы, должно быть, счастливы здесь, сэр, – ответил Хэммонд и подошел к стеллажу с книгами. – Я читал некоторые ваши книги, сэр. Одну я прочел трижды.
– Одну из моих книг?
– «Княгиню Казамассиму», сэр. Мне казалось, что я живу в этой книге. Все эти лондонские улицы – я так хорошо их знаю. И моя сестра тоже. Это намного лучше Диккенса, сэр.
– Вам нравится Диккенс?
– Да, сэр. Я люблю «Тяжелые времена» и «Холодный дом».
Хэммонд повернулся и начал внимательно рассматривать книги; чтобы увидеть стоявшие на нижних полках, ему пришлось опуститься на колени.
– Простите, сэр, некоторые из них я и не видел никогда.
Он никак не соглашался принять книги в подарок, пока Генри не доказал ему, что они имеются в его библиотеке в нескольких одинаковых экземплярах. Наконец после долгих уговоров он позволил отложить для него три томика. Генри чувствовал, что ему не хотелось бы объяснять леди Вулзли, что за сверток он прихватил с собой. Хэммонд написал свой лондонский адрес четким разборчивым почерком, и Генри пообещал отправить книги почтой.
– И я ничего не скажу ее светлости, – сказал Генри.
Хэммонд благодарно улыбнулся:
– Я тоже, сэр.
Когда они подошли к тому месту в саду, где Генри предполагал построить новую оранжерею, Генри заметил, что за ними с беззастенчивым любопытством наблюдает леди Вулзли. Она, Уильям, Алиса и Пегги – все стояли у окна в гостиной. Леди Вулзли указывала на что-то в саду и, встретившись глазами с Генри, помахала рукой. Поклонившись ей, он заметил, что его брат не может отвести ошеломленного взгляда от них с Хэммондом. На выражения лиц невестки и племянницы он внимания не обратил.
Он не сомневался, что все последующие дни брат и его семья без конца будут обсуждать визит леди Вулзли, но в то время, как Алиса и Пегги казались очень воодушевленными, настроение Уильяма испортилось. Генри мог лишь гадать, что еще сболтнула леди Вулзли, когда он уже покинул гостиную, но и того, что он слышал, было более чем достаточно. Прощаясь со всеми, пока Хэммонд маячил на заднем плане, она напоследок с предельной ясностью обозначила свое восхищение Генри, как бы утверждая на него свои права. Он отметил, что ее приглашение навещать ее в ее поместье и в Лондоне не распространялось на его родных. По ее поведению было ясно, что она не считает Уильяма Джеймса и его семью людьми, заслуживающими внимания, и такое отношение, вкупе с ее взглядами на ирландский вопрос, как он подозревал, весьма разозлило Уильяма.