Мастер

Ее супруг тем временем выработал деревянность в походке и движениях, которую многие принимали за старомодную чопорность, но Генри-то знал, что это просто результат беспробудного пьянства. Он жалел, что не может просто обратиться к ним, как когда-то миссис Смит обратилась к нему за помощью, и настоять на том, чтобы Смит бросил пить. Ему не хватало смелости выдвинуть такие требования. В всяком случае, он не сомневался, что миссис Смит бросится на защиту мужа и будет все горячо отрицать, а ему бы не хотелось это видеть.

А Берджесс Нокс, со своей стороны, с течением времени становился все услужливее и расторопнее. Он ничего не упускал и ничего не забывал. Он так и не научился улыбаться, но зато очень быстро запоминал имена, привычки и нужды каждого гостя и, похоже, мгновенно определял, какая телеграмма заслуживает того, чтобы подать ее немедленно и отвлечь хозяина от его компании, а какая может и подождать на полочке в прихожей. Он с величайшей осторожностью ступал по половицам своей комнаты в мансарде.

Берджесс совершенно равнодушно относился к регулярным попыткам миссис Смит изгнать его из кухни. В свободное от работы время он бродил по закоулкам Рая, где пристрастился к кулачному бою, и вскоре стал чемпионом в этом виде спорта. Впрочем домой он возвращался довольный и всегда к назначенному времени, излучал гордость своим положением в Лэм-Хаусе и, казалось, знал обо всем, что происходило в его недрах. Когда Генри заподозрил, что миссис Смит начала выпивать вместе с мужем, он знал, что, если ему когда-нибудь понадобится отчет о личных привычках четы Смит, достаточно будет проконсультироваться на этот счет у Берджесса Нокса.

Для Генри было очень важно, чтобы гости чувствовали себя в Лэм-Хаусе уютно и захотели туда вернуться. Он обожал письма, в которых упоминались минувшие и будущие визиты. В городке или его окрестностях у него не было близких приятелей, и коротать вечерние часы ему было не с кем. Поэтому гости имели для него такое значение. Ожидание гостей, предвкушение их приезда он считал самым блаженным временем на свете. Он заранее предупреждал всех, что утренние часы проводит у себя в кабинете. Оставив гостей после завтрака, он обожал уединяться, зная, что они снова встретятся пополудни. А до тех пор можно было несколько часов наслаждаться одиночеством или диктовать шотландцу. А когда гости уезжали, он ощущал облегчение, радовался тишине в доме, как будто визит гостей был не чем иным, как битвой за уединение, которую он в конце концов выиграл.

Впрочем, вскоре довольное уединение превращалось в тоскливое одиночество. В серые, ветреные дни самой первой его зимы в Лэм-Хаусе его кабинет да и весь дом целиком казался Генри клеткой. Как и Смиты, он был вырван из привычной среды обитания. У него была работа, но вот супруги ежедневно тихо и качественно надирались.

Он не знал, насколько глубоко погрязла в пьянстве миссис Смит, поскольку кухню она вела, как всегда, безупречно, ее стряпня ничуть не ухудшилась и подавалась вовремя. Зато во время утренних бесед она с каждым разом выглядела все менее опрятно, а новости о приезде новых гостей воспринимала все более враждебно. Волосы кухарки теперь превратились в космы и болтались в опасной близости от содержимого кастрюль и сковородок. Чистота ее ногтей тоже вызывала сомнения. Интересно, думал Генри, догадывалась ли миссис Смит, почему он велел не подавать супы, подливки и прочие жидкие соусы, когда в доме гости. Нельзя было рассчитывать, что мистер Смит сможет принести и подать их без происшествий.

Прислуживая за ужином, Смит старался не спотыкаться, внося в столовую очередное блюдо, но стоило ему повернуться, чтобы выйти из комнаты, и он уже не так хорошо себя контролировал. Генри выработал привычку наиболее важных гостей сажать спиной к двери. Он заметил, что стоило гостю обратить внимание на покачнувшегося или споткнувшегося Смита, и он уже не мог отвести от того глаз. Генри не хотелось, чтобы это обсуждалось за столом или чтобы гости позднее говорили об этом между собой. Лишь бы только в Лондоне или в узком кругу друзей-американцев не стало известно, что он держит слуг-пьяниц.

Берджесс Нокс начал помогать мистеру Смиту – открывал ему двери, безмолвно призывая его держаться ровнее. Генри надеялся, что проблема как-нибудь решится сама по себе или что все останется как есть, – лишь бы не стало хуже. Он не хотел ничего предпринимать, поскольку знал: действовать необходимо. О Смитах он старался не думать.