Мастер и Маргарита

парадном сиреневом костюме, от лососины весь распух, он весь набит валютой, а нашему-то, нашему-то?! Горько мне! Горько! Горько! - завыл Коровьев, как шафер на старинной свадьбе.	twisting his mouth sarcastically, 'just look at him, in his smart lilac suit, all swollen with salmon, all stuffed with currency - and us, what about the likes of us?! . . . I'm bitter! Bitter, bitter!'[5] Koroviev wailed, like the best man at an old-fashioned wedding.
Вся эта глупейшая, бестактная и, вероятно, политически вредная речь заставила гневно содрогаться Павла Иосифовича, но, как это ни странно, по глазам столпившейся публики видно было, что в очень многих людях она вызвала сочувствие! А когда Бегемот, приложив грязный продранный рукав к глазу, воскликнул трагически:	This whole stupid, tactless, and probably politically harmful speech made Pavel Yosifovich shake with wrath, but, strange as it may seem, one could see by the eyes of the crowding public mat it provoked sympathy in a great many people. And when Behemom, putting a torn, dirty sleeve to his eyes, exclaimed tragically:
- Спасибо, верный друг, заступился за пострадавшего! - произошло чудо. Приличнейший тихий старичок, одетый бедно, но чистенько, старичок, покупавший три миндальных пирожных в кондитерском отделении, вдруг преобразился. Глаза его сверкнули боевым огнем, он побагровел, швырнул кулечек с пирожными на пол и крикнул:	'Thank you, my faithful friend, you stood up for the sufferer!' - a miracle occurred. A most decent, quiet little old man, poorly but cleanly dressed, a little old man buying three macaroons in the confectionery department, was suddenly transformed. His eyes flashed with bellicose fire, he turned purple, hurled the little bag of macaroons on the floor, and shouted
- Правда! - детским тонким голосом.	'True!' in a child's high voice.
Затем он выхватил поднос, сбросив с него остатки погубленной Бегемотом шоколадной эйфелевой башни, взмахнул им, левой рукой сорвал с иностранца шляпу, а правой с размаху ударил подносом плашмя иностранца по плешивой голове. Прокатился такой звук, какой бывает, когда с грузовика сбрасывают на землю листовое железо. Толстяк, белея, повалился навзничь и сел в кадку с керченской сельдью, выбив из нее фонтан селедочного рассола. Тут же стряслось и второе чудо. Сиреневый, провалившись в кадку, на чистом русском языке, без признаков какого-либо акцента, вскричал:	Then he snatched up a tray, throwing from it the remains of the chocolate Eiffel Tower demolished by Behemoth, brandished it, tore the foreigner's hat off with his left hand, and with his right swung and struck the foreigner flat on his bald head with the tray. There was a roll as of the noise one hears when sheets of metal are thrown down from a truck. The fat man, turning white, fell backwards and sat in the barrel of Kerch herring, spouting a fountain of brine from it. Straight away a second miracle occurred. The lilac one, having fallen into the barrel, shouted in pure Russian, with no trace of any accent:
- Убивают! Милицию! Меня бандиты убивают! - очевидно, вследствие потрясения, внезапно овладев до тех пор неизвестным ему языком.	'Murder! Police! The bandits are murdering me!' evidently having mastered, owing to the shock, dlis language hitherto unknown to him.
Тогда прекратился свист швейцара, и в толпах взволнованных покупателей замелькали, приближаясь, два милицейских шлема. Но коварный Бегемот, как из шайки	Then the doorman's whistling ceased, and amid the crowds of agitated shoppers two military helmets could be glimpsed approaching. But the perfidious Behemoth doused the