«Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?» (гл. 1) — вот вопрос, который ставит Воланд в начале своего московского визита и на который он пробует ответить всеми своими действиями: мол, я и распоряжаюсь. Ну, если и не распоряжаюсь, то по крайней мере я все предвижу… Ни свободы человека, ни тем более свободы Бога Воланд не признает (единственный призыв к выбору в романе звучит из уст Коровьева: «В сердце он попадает, — Коровьев вытянул свой длинный палец по направлению Азазелло, — по выбору, в любое предсердие сердца или в любой из желудочков» (гл. 24)).
«…Так кто ж ты, наконец?
— Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо» (эпиграф).
Заметим, что эпиграф относится не к мастеру и не к Маргарите. Эпиграф вновь обращает внимание на то, кто является главным действующим лицом романа. Роман — о дьяволе[221]. Эпиграф из гетевского «Фауста» как нельзя лучше характеризует его тактику и его цель: через малые обманы — к величайшему, к презентации себя как Бога.
Самая сильнодействующая ложь — ложь, замешанная на правде. В автохарактеристике Мефистофеля правды много.
Верно то, что он — «часть той силы, что вечно хочет зла»[222].
Верно и то, что из этого зла выходит благое.
Неверно то, что этот итог Мефистофель приписывает своим замыслам. На деле же из зла, творимого сатаной, добро пересотворяет Господь. Только Богу под силу такая «алхимия», только Его Промысл может ошибку и грех человека обратить ко благу (если и не самого грешника, то хотя бы иных людей; если и не в земной жизни, то в грядущей[223]).
Собственно, Мефистофель немного переиначивает слово Христа. Этого слова нет в Евангелиях, но оно чтится в церковном предании среди Аграф — афоризмов Христа, записанных первым послеапостольским поколением.
Его переводов на русский язык можно найти несколько:
«Содействует злое благому намерением неблагим» (
«Как сказано негде, лукавое недобрым своим произволением содействует благому» (
«Как сказано где-то: лукавое не по доброму изволению содействует благому» (это уже в научном издании с принятой ныне нумерацией слов макарианского корпуса: Слово. 2, 3, 19)[224];
«И зло может содействовать благому не по доброй воле» (
«Ибо зло содействует благу не по доброй воле» (
Контекст у Макария Великого: «Князь века сего является воспитательной розгой… Как розга, отломанная от дерева, или плетка из кожи животного лишены жизни и мертвы, но служат для воспитания детей, так и лукавый, отрезанный от горней страны живых, умерший для небесных мыслей, совершает через себя, хоть и против своей воли, великое домостроительство, как сказано где-то: лукавое не по доброму изволению содействует благому».
В дотошном немецком собрании Аграф эта фраза идет под номером 181[227]. Правда, со ссылкой на все того же Макария. То есть источника, по какому сам Макарий цитировал эту фразу, пока не выявлено. Тем не менее тексты под именем Макария Великого хорошо известны во всем христианском мире с V века[228].
Понятно, что гётевский Мефистофель в своей автохарактеристике переиначивает именно этот древний афоризм. Он «тянет одеяло на себя». Инструмент претендует на самобытность. Эффект достигается простым удалением приставки «со−». Содействовать можно и не зная и не желая. Действуют же — самостоятельно и сознательно.
Вот и Воланд пробует в Москве, забывшей Христа, выдать себя за Вседержителя.
Москва придумала модное атеистическое развлечение — «суд над Богом»[229]. И даже в романе мастера Левий судит Бога — причем вполне в стилистике и с лексикой Бухарина[230]. Теперь Воланд судит Москву.
Воланд приходит в Москву, чтобы задать ей вопрос: «Ежели Бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?» (гл. 1). И навязывает свой ответ: я и управляю вами.
Он приписывает себе Божественные прерогативы: наказание грешников, награда праведников…
Он представляет себя справедливым, просто этаким лицом закона. Воланд уверяет, что все будет правильно, на этом построен мир.