Мы бежали со всех ног, пытаясь обогнать дождь, но он оказался быстрее. Воздух наполнился шумом, и с неба хлынул сплошной поток. Полыхнула молния, и вслед за ней грохнуло, как из пушки.
Когда мы добежали до убогого жестяного козырька под каким-то заброшенным крыльцом, то уже порядочно вымокли.
– Успели! – тяжело дыша, объявила я.
– Сейчас, постоим, переждем, – отозвался Саша.
Говорить приходилось громко, слова заглушал грохот воды по жести.
Довольно долго мы стояли и смотрели, как струи дождя хлещут по асфальту. Мимо нас бежали потоки, вода в лужах отчаянно пузырилась, словно кипела ключом. Облака неслись по небу, время от времени доносились раскаты грома, холодные вспышки молний заставляли меня мигать. В воздухе сильно пахло озоном.
Наконец дождь как будто стал утихать. Робко выглянуло солнце.
– Ты смотри, как быстро гроза пролетела, – сказал Саша. – Еще минут пять, и можно…
Вдруг козырек, наверно, переполнившись, согнулся, и на нас вылилось сразу несколько литров ледяной воды.
– Черт! – завопила я, выскакивая на улицу. – Что за подлянка!!!
– Вот, пожалуйста! – свирепо заявил Саша, мокрый с ног до головы. – И ты утверждаешь, что в этом есть какой-то смысл?!
Я обернулась к нему, мы переглянулись… и вдруг принялись хохотать.
Глава 8. Знакомство с Артемом. Кое-что о даосизме
– Вот я где работаю! – сказал Саша, когда мы, наконец, выбрались из промзоны, и указал на хорошо знакомую зубчатую башню, которая торчала над «кораблями» в каких-то пятистах метрах от нас.
Я не ожидала ее увидеть так скоро – от метро она была достаточно далеко. Сверкало солнце, все было свежее, умытое, разноцветное. Мы шагали, оставляя за собой мокрые следы, с одежды текло ручьями. Прохожие косились на нас, посмеивались.
Рябого некрасивого парня в спецовке я заметила сразу, как только мы вошли в ворота стройплощадки. Он сидел на бетонной плите возле входа, пил чай из термоса и читал какие-то бумаги.
– Здор
– Здор
– Под дождь попали, – ухмыльнулся Саша. – Тёма, это Геля.
Артем перевел на меня взгляд, никак не показывая, что узнал. Не вставая, протянул ладонь. Поздоровался, как с незнакомкой. Я покраснела и ничего ему не сказала. Не хочет узнавать – ну и не надо.
– Как тут вообще? – спросил Саша.
– Сам видишь, – Артем развел руками. – Полный штиль. Сидим в окопах, ждем приказа. Так что, считай, зря сюда тащился. Чаю хотите, ребята? Хоть погреетесь, а потом идите по своим делам. Садитесь сюда, ко мне. Тут, правда, все в грязи, но мы бумажки подстелем…
Он вытащил пару листов из своей пачки документов и положил на бетонную плиту. Мы с Сашей уселись рядом, соприкасаясь локтями.
– Хоть какая-то польза от этого чтива, – весело заметил Артем, откладывая распечатки в сторону. – По крайней мере, туалетной бумагой мы тут теперь надолго обеспечены…
– Что это за произведение тебя так увлекло? – ухмыльнулся Саша, делая глоток из термоса.
Артем приподнял пачку листов, показал ему. Я поглядела на первый лист и увидела знакомое название – «Книга самурая».
На Сашиной лице промелькнуло тревожное выражение.
– Вот, распечатал из сетки, – сказал ему Артем. – Не удержался. Ты о ней треплешься уже который месяц. Любопытно стало, чем нынче молодежь живет…
– Ну и как, понравилось? – небрежно спросил Саша.
Артем скорчил рожу, по-обезьяньи выпятил губы.
– Книжка для подростков. Собственно, я чего-то такого и ожидал. Я это уже перерос.
– При чем тут подростки? – угрюмо спросил Саша. – Это книга о воинах…
– Саня, ты же умный парень. Ты подумай, для кого издаются такие опусы. Настоящие солдаты, всякие контрактники-спецназовцы, все эти парни с бицепсами, вообще книг не читают. Максимум смотрят что-нибудь такое, полегче, ну… – Артем сделал неопределенный жест рукой, – в общем, чтобы не грузиться. У них грузилова на работе хватает… А вот подростки, особенно домашние, любят все такое – слезливо-героическое. Приятно побояться того, что далеко.
– Да ничего ты не понял, Тёма, – сказал Саша, краснея. – Нет там ничего сопливого и героического. Это книга о том, что умирать нужно красиво, с достоинством…
Артем покровительственно похлопал его по плечу.
– Саня, избавь! Сто раз тебе говорил – изживай из себя гнилой эстетизм! У вас, художников, от него все беды. О чем мечтают, боже мой! «Если уж помирать, так красиво». Ага! Собрать зрителей, сесть в белом кимоно на красный коврик, и, сложив предсмертное хокку о падающих листьях, изящно вспороть себе живот, причем чтобы разрез был непременно в форме иероглифа «син». Эстеты, блин! Привести бы их в морг, да заставить понюхать выпущенные кишки… тут у них весь эстетизм живо бы прошел…
– А что такое иероглиф «син»? – спросила я.
Ответа не получила. Может, Артем меня не расслышал?
Саша тоже промолчал – сидел, нахмурившись.