Мастер серийного самосочинения Андрей Белый

Хронос, безначальное время, сливается в сне Николая Аполлоновича с его предком: «<…> Николай Аполлонович Аблеухов подумал, что под видом монгольского предка, Аб-Лая, к нему пожаловал Хронос <…>»[626]. Таким образом, Хронос-Аб-Лай оказывается то ли родоначальником длинной цепочки Аблеуховых с Николаем Аблеуховым в конце, то ли непосредственно отцом прежнего, изначального воплощения самого Николая Аполлоновича. По мере развития сна, впрочем, первоначальная неясность разрешается для Николая Аполлоновича:

<…> морщинистый лик, знакомый до ужаса, наклонился вплотную: тут взглянул он на ухо, и – понял, все понял: старый туранец, некогда его наставлявший всем правилам мудрости, был Аполлон Аполлонович <…>.

<…>

– «Как же это такое? Кто же это такое?»

– «Кто такое? Отец твой…»

– «Кто ж отец мой?»

– «Сатурн…»[627]

Так оказывается, что древний лик (Хронос-Сатурн-Аб-Лай) – попросту отец Николая Аполлоновича. Как совместить в одно Сатурна – древнейшего отца миров и Сатурна – Аполлона Аполлоновича? Николай Аполлонович вопрошает:

– «Как же это возможно?»

– «Нет невозможного!..»[628]

Далее выясняется, что не Сатурн пересек бесконечные просторы времени, чтобы в Российской империи стать отцом Николая Аблеухова, а, наоборот, Николай Аблеухов впервые явился в доисторические времена – детищем Сатурна. Николай Аполлонович «воплощался многое множество раз; воплотился и ныне: в кровь и плоть столбового дворянства Российской империи <…>»[629]. Был Николай Аполлонович у истоков миротворения – мятежным детищем Отца-Сатурна, и был он изгнан («сброшен») Отцом из начального всеединства:

<…> тут бежали действительно планетные циклы – в миллиардногодинной волне: не было ни Земли, ни Венеры, ни Марса <…> один стародавный Сатурн поднимал из огневого центра черные эонные волны: бежали туманности; а уж Сатурном, родителем, Николай Аполлонович был сброшен в безмерность; и текли вокруг одни расстояния.

На исходе четвертого царства он был на земле: меч Сатурна тогда повисал неистекшей грозою <…>[630].

Согласно гностикам и Соловьеву, эон София изгоняется вниз из Плеромы Отцом. В пересказе Мирча Элиаде это представлено так:

Согласно учению Валентина, Отец, абсолютный и трансцендентный первопринцип, невидим и непостижим. Он <…> порождает 15 пар эонов, в целокупности составляющих Плерому. Последний из эонов, София, ослепленная желанием познать Отца, вызывает кризис, в результате чего рождаются зло и страсти. Изгнанная из Плеромы, София и ее уродливые творения порождают низшую мудрость[631].

В романе эон Николай Аполлонович тоже сброшен в безмерность отцом. София изгнана из-за своего желания познать Отца. Николай Аполлонович тоже пытается познать отца: «<…> в своем ужасе он испытывал странное сладострастие: от отца не мог оторваться»; «<…> принялся за старое: за созерцание вдавленной груди, шеи, пальцев, ушей, подбородка перед ним бегущего старика…»[632]

По учению Валентина и гностиков его школы, творение и развитие земного мира связано с изгнанием Софии из Плеромы и ее двойственностью: после падения несовершенное творчество Софии вдохновлено отчасти духом, абсолютным Отцом, отчасти – косностью, Хаосом. Природа героя «Петербурга» тоже двойственна, и автор, сам натура двойственная, не устает напоминать о сочетании в Николае Аполлоновиче двух начал – божественного и лягушачьего.

Если Душа мира у Соловьева выступает как двигатель восхождения земного мира к Отцу, через развитие природного мира и человеческой истории, то и Николай Аполлонович выступает как движущая сила земного мира. В сне разные его воплощения вызывают воздействие «зла и страстей» на человеческую историю: