Мастер серийного самосочинения Андрей Белый

Четырехлетие и пятилетие – вехи, и вновь повествователем вычерчивается фигура длительности. Временна́я последовательность истории представляет собой, если воспользоваться терминологией Топорова, «профаническую длительность времени»: по мере развития Котик удаляется все дальше во времени от космогонического акта творения. Такая конфигурация временно́й длительности придается тексту повествователем. Жизнь может осознаваться как протяженность – от начала к ее последующим этапам – только взрослым рассказчиком. Детской же ипостаси повествователя, Котику, переживающему свое бытие как повседневность, восприятие существования как процесса, протекающего во времени, совершенно чуждо. Это проявляется в проникновении взрослого слова в повествование, всякий раз как речь заходит о движении времени и изменениях в ребенке.

Мирча Элиаде в «Аспектах мифа» пишет об архаическом принципе разделения на сакральное и профанное, об основополагающей роли «первоначального Времени, которое <…> рассматривается как время “действенное” именно потому, что оно было в какой-то мере “вместилищем” нового творения. Время, протекшее между зарождением и настоящим моментом, “незначимо”, “недейственно” (за исключением, конечно, моментов, когда реактуализируется первоначальное время) – и поэтому им пренебрегают»[231].

Диахронное течение времени – процесс десакрализации мира; в «Котике Летаеве» диахронное течение времени тоже есть процесс, в своей длительности уводящий от внутреннего сакрального мира во внешний профанный мир.

Однако эта «профаническая» длительность, время земного развития, постоянно прерывается вторжениями космического «правремени»: движение времени останавливается, и Котик заново воспроизводит в себе, повторяет событие миротворения, temps d᾽origine. Такие моменты остановки и как бы зависания поступательного времени характеризуются не столько безвременностью, сколько вступлением в права другого временного модуса – времени повторения.

Эффект этот, создаваемый Белым, уместно сравнить с описанным Элиаде мифологическим восприятием времени людьми первобытных обществ:

<…> можно сказать, что «проживая» мифы, мы выходим из времени хронологического, светского и вступаем в пределы качественно другого времени, времени «сакрального», одновременно исходного, первоначального и в то же время бесконечно повторяющегося[232].

Важнейшие события для мифопоэтического сознания – периодические ритуальные воспроизведения акта творения. Согласно Топорову, «то, что было вызвано к бытию в акте творения, может и должно воспроизводиться в ритуале»[233]. Элиаде отмечает тенденцию «традиционного» общества «сопротивляться конкретному историческому времени и стремление периодически возвращаться к мифологическому первоначалу, к Великому Времени»[234].

Сходным образом, хотя и без сознательной сакрализации реальности, в сознании Котика периодически всплывают образы миротворения, повторяется его вхождение из первородного хаоса в комнаты смысла: «В размышлениях этих одолевала память о старом: и я ходил в трубах, пока оттуда не выполз я – в строй наших комнат через отверстие печи из-за золы, из-за черного перехода трубы; туда уползают и оттуда выпалзывают: в строи стен и в строй пережитий»[235].

Развитие ребенка и профанного происходит в «реальном» времени. Космос и сакральное пребывают и ритуально воспроизводятся вне обычного времени – во время остановок времени для ритуального повторения миротворения.

Подлинное повторение творения

Моменты воспоминания Котика о «той самой древности», о событиях «первоначала» повторяются почти в каждой главке и образуют один из сквозных мотивов романа. Устойчивость повторяющихся мотивов связывает сегменты, в то время как их вариативность способствует движению повествования. Мотивы космогоничности, повторения момента миротворения не идентичны друг другу: элементы космогонии повторяются выборочно и вступают в различные комбинации между собой. Каждый последующий повтор в чем-то, иногда только в расстановке слов перечисления, отличается от предыдущих и семантически вносит с собой некоторое, порой лишь минимальное, приращение новой информации. Конфигурация каждого последующего повторения и создаваемого им нового витка значения зависит обычно от тех элементов реальности, которые в данный момент привлекают внимание Котика и которые он включает в свой миф миротворения.