Мастер Страшного суда. Иуда «Тайной вечери»

– Ты знаешь, я по нескольку раз на дню хожу из мастерской через дорогу, в церковь Сант-Эусторджо, и вот вчера смотрю – она в совершенном отчаянии стоит на коленях в боковом приделе, перед тем Христом, что сработан просто из рук вон плохо, мальчишка, который держит мне долото, и то бы этак не напортачил. Одному богу известно, как давно она там стояла и плакала навзрыд, личико горестное, щеки залиты слезами, и, увидев ее, такую несчастную, я, сам не знаю как, наконец осмелился с нею заговорить. Ты не поверишь, но я привел ее к себе домой, сказал, что у меня тут старик отец, что он болен, прикован к постели и нуждается в уходе и что она сделает поистине доброе, христианское дело, коли присмотрит за ним ночью, а она взглянула на меня… может, узнала, я ведь часто с нею здоровался, а может, и нет… словом, верь или не верь, но только она пошла со мною, ей было вроде как безразлично, что с ней происходит, а ночью она плакала, я слышал… так вот, сегодня утром, когда я принес ей и отцу молоко с хлебом, она мне улыбнулась. Может быть, после всего, что ей довелось пережить… когда пройдет время и она привыкнет ко мне… Томмазо! Если бы я мог удержать ее, если бы она осталась – я полагал бы себя счастливейшим человеком во всем христианском мире. Ну сам посуди, какой из меня любовник – ноги короткие, грузный, руки в мозолях от долота и стамески. Нет, все мои надежды и планы попросту тщеславны, и ты, Томмазо, пожалуй, не ошибешься, если поставишь меня на одну доску с теми, кто силится из меди сделать золото. Ведь она по-прежнему только о нем и помышляет.

– Я помню его, – сказал Мартельи. – И вполне могу понять, что она полюбила его. Он молод, высок ростом, горделив лицом…

Дверь отворилась, и человек, о котором у них шла речь, Иоахим Бехайм, вошел в комнату. Он был в дорожной одежде, в сапогах для верховой езды – кажется, вот сию минуту сядет на коня и покинет город.

Увидев Леонардо, он тотчас шагнул к нему и поклонился.

– Я давно желал свести с вами знакомство и насладиться вашим обществом, – почтительно произнес он. – Некоторое время назад случай столкнул нас на старом дворе герцогского замка, в тот день, когда я продал его высочеству пару коней, варварийца и сицилийца. Быть может, сударь, вы вспомните меня.

– Как же, как же! – сказал Леонардо, но перед глазами у него возник только образ варварийца.

– С тех пор, – продолжал Бехайм, – я часто слышал ваше имя. Произносили его с благоговением и похвалою и рассказывали о вас вещи небудничного толка.

Еще один поклон, а затем он поздоровался с д’Оджоно и остальными двумя.

– Я, – сказал Леонардо, – тоже весьма желал вас увидеть, тем паче что у меня, признаться, есть к вам дело.

– Почту за честь служить вам, – с отменной учтивостью отвечал Бехайм. – Приказывайте, сударь.

– Вы очень любезны, – сказал Леонардо. – Я прошу вас вот о чем: поведайте нам, как вы сумели получить с Боччетты, знаменитого на весь Милан вора и обманщика, свои деньги, семнадцать дукатов.

– В результате чего я позорно проиграл заклад и должен теперь расплачиваться, как мне это ни тяжело, – заметил д’Оджоно.

– Ведь куда лучше узнать все из первых рук, – пояснил резчик.

– Пустяки, тут и рассказывать не о чем. – Бехайм пододвинул стул и тоже сел. – Я этого Боччетту с самого начала предупредил, что по части денег меня не надуешь, а кто пробовал меня одурачить, неизменно очень об этом жалел, ибо в конце концов оставался в убытке.

– Нам, – сказал Леонардо, – весьма любопытно услышать вашу историю.

– Чтобы не слишком испытывать ваше терпение, начну с того, что здесь, в Милане, я повстречал девушку, которая необычайно мне понравилась. Не стану хвастать, но я привык без большого труда получать от женщин все, что хочу, так уж мне на роду написано, вот и она тоже стала моей. Ах, господа, я думал, что нашел в ней ту, кого искал всю жизнь. И красавица, и полна прелести, и стройна, и росту высокого, по горделивой и изящной походке за тысячу шагов узнаешь, а вдобавок послушна, и скромна, и до роскоши не охотница; она полюбила меня и на других даже не смотрела.

Умолкнув, Бехайм в глубокой задумчивости глядел прямо перед собой, потом сильно потер ладонью лоб, точно желая прогнать образ, который вновь соткался в памяти из собственных его слов. И продолжал:

– Стало быть, я искал ее и здесь, в Милане, нашел. Но однажды вечером, всего несколько дней назад, я пришел в трактир «Барашек» угоститься вином и потолковать с одним тамошним завсегдатаем, и там я узнал, что моя любимая – дочь Боччетты.

Он вскочил и в огромном возбуждении заметался по комнате. Потом снова упал на стул.

– Сколько тысяч людей в Милане, а ее отец именно Боччетта! Мне только этого и недоставало! Сами видите, судари мои, как жестоко судьба порой обходится с честным человеком.

– Иуда Искариот тоже, поди, называл себя честным человеком, а? – прошептал резчик на ухо органному мастеру.