От садового входа впопыхах воевода В дом вбежал, — еле дух переводит;Дернул занавес, — что же? глядь на женино ложе — Задрожал, — никого не находит.Он поник головою, и дрожащей рукою Сивый ус покрутил он угрюмо;Взором ложе окинул, рукава в тыл закинул И позвал казака он Наума.«Гей, ты, хамово племя! Отчего в это время У ворот ни собаки, ни дворни?Снимешь сумку барсучью и винтовку гайдучью Да с крюка карабин мой проворней».Взяли ружья, помчались, до ограды подкрались, Где беседка стоит садовaя.На скамейке из дерна что-то бело и чёрно: То сидела жена молодая.Белой ручки перстами, скрывши очи кудрями, Грудь сорочкой она прикрывала,А другою рукою от колен пред собою Плечи юноши прочь отклоняла.Тот, к ногам преклоненный, говорит ей, смущенный: «Так конец и любви, и надежде!Так за эти объятья, за твои рукожатья Заплатил воевода уж прежде!Сколько лет я вздыхаю, той же страстью сгораю, — И удел мой страдать бесконечно!Не любил, не страдал он, лишь казной побряцал он — И ты всё предала ему вечно.Он — что ночь — властелином, на пуху лебедином Старый лоб к этим персям склоняетИ с ланит воспаленных и с кудрей благовонных Мне запретную сладость впивает.Я ж, коня оседлавши, чуть луну увидавши, Тороплюся по хладу ненастья,Чтоб встречаться стенаньем и прощаться желаньем Доброй ночи и долгого счастья».Не пленивши ей слуха, верно, шепчет ей в ухо Он иные мольбы и заклятья,Что она без движенья и полна упоенья Пала к милому тихо в объятья.С казаком воевода ладят с первого взвода И патроны из сумки достали,И скусили зубами, и в стволы шомполами Порох с пулями плотно дослали.«Пан, — казак замечает, — бес какой-то мешает: Не бывать в этом выстреле толку.Я, курок нажимавши, сыпал мимо, дрожавши, И слеза покатилась на полку».«Ты, гайдук, стал калякать? Научу тебя плакать, Только слово промолвить осмелься!Всыпь на полку, да живо! сдерни ногтем огниво И той женщине в лоб ты прицелься.Выше, вправо, до разу, моего жди приказу! Молодца-то при первом наводе…»Но казак не дождался, громко выстрел раздался И прямехонько в лоб — воеводе.<1846>