Мастерская кукол

Иногда Айрис очень хотелось знать больше – столько, чтобы произвести на него впечатление своим умением разбираться в поэзии, архитектуре, искусстве и прочем, но низкое происхождение и отсутствие денег были непреодолимым препятствием. Единственное, в чем она неплохо разбиралась, это в тканях и – совсем немного – в торговле. Айрис умела отличить игольное кружево от бобинного и понимала, как важно выставлять в магазинной витрине лучшие товары, но этим ее познания и ограничивались. За всю жизнь она не видела ничего более интересного, чем грязноватый лабиринт узких улочек между Бетнал-грин и Риджент-стрит, облезлый интерьер кукольной мастерской и сырые, покрытые плесенью стены подвального склада. Что греха таить, порой ей очень хотелось вернуться в этот замкнутый, до последней трещинки знакомый мирок, потому что внезапно обретенная свобода часто казалась ей слишком большой – совсем как могучая океанская волна, способная захлестнуть неопытного пловца с головой. Но что ей до той, прежней жизни, где она была никем и ничем? Теперь у нее есть две почти что собственных мансарды – в одной она живет, в другой будет писать картины. И так ли уж плохо, что она дорожит и тем и другим – дорожит и не хочет этого лишиться? На первый взгляд ничего плохого в этом не было, но разве не ради своей свободы она бросила родную сестру, оставив ее гнить заживо в клоповнике миссис Солтер?

Айрис отряхнула подол платья, к которому пристало несколько волосков из шкуры вомбаты.

– Идем. Нам действительно пора.

***

– Откровенно говоря, я совершенно не понимаю, зачем нам нужна эта глупая Академия! – разглагольствовал Россетти, отправляя в рот кусочки жареной куропатки. Он был хорош собой, этого Айрис не могла не признать, хотя и был намного ниже ростом, чем она ожидала. Когда Луис их представил, его макушка оказалась где-то на уровне ее носа, отчего Айрис захотелось пригнуться.

– Критики высказали свою позицию более чем недвусмысленно, а я считаю – раз они не хотят нас признать, мы тоже можем наплевать на их просвещенное мнение. Лично я в этом году не выставил ни одной картины, и поделом им!

– А тебе не кажется, что с нашей стороны было бы куда дальновиднее расшатать Академию, так сказать, изнутри? – возразил Милле. – Как греки поступили с Троей.

– Господи, Джон! Ты, должно быть, считаешь себя троянским конем, тогда как на самом деле ты – детская игрушечная лошадка!

Хант фыркнул, а Луис многозначительно взглянул на Айрис, словно говоря: «Видишь, я был прав». На нее, однако, прямота Россетти произвела скорее благоприятное впечатление, и она, небрежно кивнув в ответ, стала с любопытством разглядывать просторный обеденный зал – его высокие и узкие окна, изящные гипсовые розетки на потолке и широкий резной карниз. В очаге ревел огонь, хотя погода стояла довольно теплая.

За полированным столом их было шестеро: Уильям Холмен Хант, Джон Милле, Данте Габриэль Россетти, Лиззи Сиддал и Луис. Остальные члены Прерафаэлитского братства – брат Габриэля Уильям, Томас Вульнер и Фредерик Стефенс были заняты и прийти не смогли. («Они нас сторонятся, – заметил по этому поводу Россетти. – За исключением разве что Уильяма – ему надо кормить семью, поэтому он действительно много работает».)

Напротив Айрис сидела Лиззи Сиддал. Она была очень хороша собой, чего, собственно, Айрис и ожидала. Ее бледная кожа была гладкой, как самый лучший фарфор, так что казалось – одно неосторожное движение, и она может треснуть; золотисто-рыжие волосы рассыпались по плечам, а черты были столь безупречны, что казались кукольными. На лице Лиззи отпечаталась такая глубокая сосредоточенность и внимание, что Айрис почти не сомневалась – как и она сама, Лиззи старается запомнить, впитать в себя все, что услышит. Сейчас Айрис было трудно представить, что эта девушка когда-то была модисткой с Крэнборн-элли (на мгновение ей вспомнилось, как отзывалась о них миссис Солтер: «Визгливые торговки шляпками и корсетами, никакой скромности, никакой порядочности!») – с таким спокойным достоинством она держалась. Сама Айрис чувствовала себя несколько менее уверенно, главным образом потому, что никак не могла понять, зачем ее и Лиззи пригласили сегодня сюда. Насколько она знала, подобные совместные ужины происходили достаточно регулярно и предназначались только для джентльменов. Сначала Айрис подумала – это потому, что и она, и Лиззи Сиддал хотят научиться писать картины, но, когда Россетти со смехом поведал собравшимся, с каким беспокойством отнесся к его занятиям домовладелец, у которого художник арендовал студию («Он прямо в глаза посоветовал мне относиться к моим натурщицам, как подобает джентльмену, поскольку некоторые художники, видите ли, способны скомпрометировать искусство ради утоления своих грубых страстей!»), ей вдруг пришло в голову, что поскольку все прочие натурщицы были самыми обыкновенными шлюхами, их двоих позвали на ужин только потому, что они выглядели достаточно респектабельно.