– Здесь будет висеть твоя первая картина. В этой студии ты можешь работать в любое время, когда не будешь позировать, – я не стану тебя беспокоить. Главное, теперь тебе больше не придется работать за маленьким столом внизу и терпеть мою болтовню. – Он снова взглянул на нее, но на этот раз Айрис не сумела разгадать, что означает появившееся на его лице выражение. – Прости меня за картину, мне действительно очень жаль, что она пропала. Впрочем, ты сможешь послать свою картину – или
Теперь Луис стоял от нее всего на расстоянии ладони. Она могла бы обнять его, прижать к себе, почувствовать его тепло… Неожиданно Айрис смутилась и сказала с напускной веселостью:
– Ты говоришь – все это дело лап Джинивер? На мой взгляд, она слишком легкомысленна, чтобы устроить все так… хорошо.
– Значит, тебе нравится? – снова спросил он.
– Очень, – ответила она искренне. Айрис действительно была очень довольна и счастлива. Когда Луис вышел, она подошла к окну и, сложив перед собой руки, рассмеялась, а потом закружилась в импровизированном танце. Да, комната была достаточно большой, чтобы не цепляться за стены, хотя поднять руки она не могла – не потому, что мешало платье, а потому, что потолок был все же довольно низким. Но это ничего, решила Айрис. Это пустяки. Главное, что это
В дверь деликатно постучали. Это был Луис, который напомнил, что им пора выходить.
– Милле, наверное, нас уже заждался. Мы должны спасти его от несносного Россетти.
Не без труда взяв себя в руки, Айрис наскоро пригладила волосы ладонью. Все еще немного задыхаясь от клокочущего в груди смеха, она повернулась к двери. Ей совсем не хотелось идти на этот ужин – куда интереснее было остаться в студии и сделать пару набросков, но она сказала:
– От Россетти? Вот хорошо! Мне не терпится с ним познакомиться.
– Думаю, ему хочется познакомиться с тобой куда сильнее.
– Что ты имеешь в виду?
Луис пожал плечами и стал спускаться по лестнице.
– Милле и Ханту он нравится, – добавила Айрис, пытаясь поддержать разговор, но ее ум то и дело возвращался назад, в новенькую студию, к кистям, краскам и девственно-чистому холсту.
– Россетти не травил их домашних питомцев сигарами. Бедный Ланселот!..
– Только вчера я мечтала о том, чтобы он отравил и Джинивер. А если бы он этого не сделал, я сама сняла бы с нее шкуру и натянула вместо холста.
– Не может быть, чтобы ты была так жестока к бессловесным тварям! – Спустившись в прихожую, Луис заметил Джинивер, которая пыталась драть когтями ковер. Когти у нее были короткие и широкие, немного похожие на миндаль, но в конце концов ковру пришлось бы худо. Она, впрочем, не успела нанести ему сколько-нибудь существенный вред. Крякнув от натуги, Луис подхватил вомбату на руки и, заставив ее размахивать передними, запел:
Айрис понятия не имела, что он поет и на каком языке – на французском или на каком-то другом.
– Моцарт, – пояснил Луис. – «Свадьба Фигаро».
– Я знаю, – соврала Айрис.
– Ты когда-нибудь была в опере?
– Я…
– Тогда я тебя свожу.