Мать королей

– А кто это рисовал? – спросил он через минуту. – Такой же клеха, как и они! Не удивительно, что своего епископа он наравне с королём посадил… Мы не уступим.

Славич вздохнул.

– Епископ говорит, что не для себе, а по причине своего достоинства, которое тут представляет власть над душами святого отца, уступить также не может.

Все замолчали. Более горячий Болько начал бормотать:

– Мы поедем прочь.

– Нет, – прервал Зеймовит, – не поедем, напротив, будем с королём на рынке и вплоть до трона будем с королём, а тут решится дело…

Славич был озадачен. Дерслав, видя, что тут уже делать нечего, поклонился и вышел.

Он сразу поехал в город, везя Спытку из Мелштына желанную новость, что, хоть всё казалось оконченным, новый спор с князьями мазовецкими обещал раздвоение, которого так хотели.

Когда он с этой ведомостью вбежал к Мелштынскому, вскочил обрадованный Спытек, приказав позвать больного после вчерашнего дня Страша, чтобы обдумать, как этим спором воспользоваться.

Абрам Збусский и все враги епископа Краковского уже готовы были поддержать князей Мазовецких, видя в них своих будущих союзников.

Поскольку ни та, ни другая сторона уступать не хотела, они надеялись на рынке, в присутствии тысячи людей… если не устроить смуту и ссору, то по крайней мере какую-нибудь выходку князей Мазовецких. Так, те, что уже потеряли надежду вызвать ссору и гражданскую войну, снова пришли в движение от подходящей возможности выступить против епископа.

Когда это происходило в городе, королева в замке, которая всем тайно управляла и знала о каждом волнении умов, угрозе и намерении противников, с утра была поставлена в известность насчёт спора, который угрожал именно там, где обычный народ, не много понимающий, мог быть свидетелем приключения, умаляющего силу юного короля.

Когда ей об этом сообщили, она испугалась, но ни к епископу с напрасной просьбой, ни к князьям она посылать не смела и времени не было.

Как раз под её надзором шатный и слуги одевали королевича, а Сонька со слезами радости и материнской гордости смотрела на своего красивого ребёнка, который улыбался ей в королевском наряде. Маленький Казимир с любопытством бегал вокруг брата, разглядывая его и тоже по-детски радуясь.

Мать прижала его к груди.

– Подожди, – шепнула она ему, – и тебя ждёт корона! И ты её оденешь… я это чувствую и вижу!

На столе лежала приготовленная для Владислава корона, которую он должен был надеть на пурпурную шапочку, потому что была слишком велика для его головы.

Королева, которой свежее донесение не давало покоя, подошла к торжествующему сыночку и, поцеловав его в лоб, шепнула:

– Смотри, чтобы сделал так, как говорю… слушай меня хорошенько и пойми.

Владислав обратил искрящийся и любопытный взор на мать, дав знак головой, что исполнит её приказание.

– Когда сойдёшь на рынке с коня, чтобы занять место на троне, учти это хорошенько, если князья Мазовецкие начнут спор с епископами, кто должен сесть по твою правую руку…

Королева подняла руку вверх.

– Своей короной ты обязан епископу; ты был бы неблагодарным, если бы встал против него, но Мазовецкие и так враждебны, а обескураживать их не стоит.

Казалось, Владислав удивлёнными глазами ищет, каким бы средством эти две силы объединить.

– Лучше не садись на трон, чем в первый день, на первом шаге сделать себе врагов. Принимай мещан стоя, не вступая на трон.

Владислав, услышав этот совет, схватил руку матери и поцеловал.

Королева обняла его.

– Иди! Езжай! Тебя уже все ждут!

И, дрожа, осенила его в воздухе крестным знамением.

На рынке стояли такие густые толпы, что он весь казался усыпанным людскими головами. Окна были полны, крыши покрыты… Солнечный день обливал светом эту разноцветную картину, оживлённую и весёлую. Потому что, несмотря на то, что посреди этой многочисленной толпы была кучка враждебных и побеждённых, с завистью в сердце смотрящих на то, что происходило помимо их воли, это меньшинство исчезало среди неизмеримо большего числа весёлого народа, счастливого тем, что снова у них был свой государь, своя коронованная голова, свой видимый вождь.

Спытек, Страш, Абрам Збусский и те, кто был на их стороне, старались попасть как можно ближе к трону и ступеням, обитым алым сукном, ведущим к нему. Они рассчитали место, где юный король должен был сойти с коня. Там ожидалась ссора, которую они хотели разжечь и раздуть криками.

Но на рынке ожидать пришлось долго. Более важные сенаторы, Ян из Тенчина, каштелян Бецкий, Спытек из Тарнова, Клеменс Ватробка пытались ещё по дороге к рынку склонить князей Мазовецких к уступкам.

Триумфальный поход юного короля специально отсрочили, вступая с ним в костёлы, чтобы выиграть время и с помощью посредников умилостивить князя Зеймовита. Однако гордый пан оказался невозмутим.

Слишком много глаз видело бы его унижение. Поэтому он стоял на своём, что с братьями надлежит быть по правую руку.

Медленно, насколько можно оттягивая приближение решительной минуты, ехал король на рынок; там его ещё привели в костёл Девы Марии, где ждало духовенство со святой водой, крестом и песнями.