Мать. Мадонна. Блудница. Идеализация и обесценивание материнства

«Женщины имеют преимущество перед мужчинами, будучи наделенными способностью в большей степени использовать свои тела по прямому назначению, которая вместе с принятым в обществе одобрением телесной идеализации поддерживает фантазию о том, чтобы быть ранним дарящим уход и заботу объектом в идеализированной форме… Это, вероятно, одна из причин, почему сексуальные перверсии, большинство форм преступного поведения и в целом чрезмерное использование власти чаще встречаются у мужчин, которым приходится поддерживать свою уверенность в успешной идентификации с или господства над прототипическим идеализированным материнским объектом» (Gallwey 1985, р. 134, курс. Э. У.).

В этой превосходной работе Голви подходит очень близко к сути женской первертной сексуальности в материнстве, где «дарящий уход и заботу объект» под воздействием стрессовых факторов может превратиться в объект абсолютного контроля и господства, но затем отходит от этих выводов из-за чрезмерной идеализации женского тела и материнства. Он отрицает потенциальные первертные возможности матери.

Нельзя также упускать из виду важность бессознательной мотивации желания стать матерью. В связи с этим актуально исследование Рафаэль-Лефф (Raphael‑Leff 1983) о моделях материнства и о влиянии ребенка на мать. Она описывает две базовые модели материнства. Одна из них «регулирующая». В ней мать ожидает, что ребенок будет подстраиваться под нее. Другая — «облегчающая», в которой мать приспосабливается к ребенку. Это исследование проводилось среди работающих женщин среднего класса, и Рафаэль-Лефф интересовало воздействие ребенка (качественное и количественное) на «надежды и чаяния» матери. Мне кажется, что у женщин с тяжелой психопатологией помогающая мать, поощряющая зависимость младенца и тесную симбиотическую связь, при сильных нарушениях может воспитать трансвестита, фетишиста или мальчика-транссексуала. С другой стороны, регулирующая мать в своем крайнем проявлении может оказаться матерью, избивающей своего ребенка.

Ринсли (Rinsley 1978) представляет нам похожие результаты при описании детско-материнского взаимодействия в происхождении пограничной психопатологии. Мать награждает ребенка за зависимость и пассивность и лишает своей любви, когда сталкивается с его агрессией и настойчивостью. Согласно Ринсли, мать будущего пограничного подростка, а затем и взрослого, пользуется унизительной зависимостью младенца и постоянно мешает его врожденному влечению в направлении сепарации/индивидуации. Это удовольствие от зависимости ребенка в своем чистом виде недолговечно и длится от рождения до второго месяца жизни. Таким образом, говорит Ринсли:

«Обычно лицо пограничной матери, которая только начала воспитывать будущего пограничного ребенка и взрослого, расплывается в блаженной улыбке, когда ее спрашивают о новорожденном. Когда же речь заходит о более активном ребенке, которому уже исполнилось полгода и больше, ее лицо остается неподвижным, лишенным эмоций, и она лишь молча хмурится, выражая презрение… Мать будущего пограничного пациента обращается с ним в сущности так же, как обращалась с ней ее собственная мать в этот важный период… Психотическая мать не получает никакой радости от материнства, она может реагировать на своих детей только, когда лишает их человеческого облика, превращая в переходные или похожие на фетиш объекты» (Rinsley, р. 45-46).