Мать. Мадонна. Блудница. Идеализация и обесценивание материнства

Мы всегда склонны больше винить Эдипа, нежели его мать. Всю ответственность мы возлагаем на ребенка-мальчика, отсюда, соответственно, и вытекает вся дальнейшая концепция эдипова комплекса: мы по умолчанию считаем, что Эдип бессознательно «знал», что это его мать, и поступил как перверт, женившись на ней. Но на самом деле у Иокасты было куда больше возможностей признать, вполне осознанно, в Эдипе своего сына, чем у него — признать в ней свою мать. Она единственная знала, что Эдип, возможно, выжил; Лай считал, что ребенок погиб. Почему же мы не признаем ее преимущественную, если не полную, ответственность за осуществление ее собственных инцестуозных желаний? Ведь если она и не была первертом сама, то во всяком случае была тесно связана с безусловным первертом — своим мужем Лаем, гомосексуалистом и педофилом, который именно поэтому и не хотел детей. Она не только вышла за него замуж, добровольно став жертвой первертных отношений (клиническая аналогия опять-таки уместна), но и с помощью хитрости — напоив его допьяна — забеременела от него. Таким образом, она уже тогда приобрела власть над своим будущим ребенком, что приведет ее к тому, чтобы отказаться от него после родов. Она уже тогда, вероятно, бессознательно понимала, что она — или, вернее, он, ее дитя, — будет стремиться восстановить утраченные отношения и ее материнская власть будет впоследствии заменена еще более желанной для нее инцестуозной властью.

Ученым не стоило изобретать комплекс Электры как аналог эдипова комплекса: ведь у нас уже есть Иокаста. Похоже, существует устойчивая тенденция видеть в женщине слабый пол, всегда жертву, а не инициатора сексуального насилия. Женщин всегда считали неспособными осуществлять свои первертные сексуальные желания, а мальчики (юноши) признавались единственными, кто разыгрывает свои сексуальные фантазии. Я считаю, что большинство теорий женского сексуального развития вытекают из ложных предпосылок, отчасти потому, что в основе их лежит потребность в образе извечной «матери-земли» — идеализируемой или даже обожествляемой женщины, на чьи грехи и проступки мы попросту закрываем глаза. Ее изображают бессильной перед лицом непростой зависти к пенису или же, в соответствии с современными феминистскими идеями, жертвой социальных отношений, даже как заслуживающую пренебрежения, поскольку она менее значима, чем мужчина. Похоже, все мы стали безмолвными соучастниками системы отношений, в которой женщины, с какой стороны на них ни погляди, либо полностью лишены власти, либо являются сексуальными объектами и жертвами мужчин. Мы не наделяем их ни малейшей ответственностью за их собственные уникальные функции, связанные на глубинном уровне с плодовитостью и материнством, — функции, способные время от времени проявляться в первертном ключе. Почему именно Иокаста, когда ей и Эдипу открываются все обстоятельства их инцестуозной связи, немедленно совершает самоубийство? Очевидно, что Эдип не способен сразу понять, что произошло; Иокаста куда ближе к осознанию.

Какое-то время назад я консультировала за границей пациентку, которая знала о моем особом интересе к женщинам, оказавшимся в затруднительном положении. Я думаю, она выбрала меня, потому что не могла больше выносить обуревавшую ее тревогу, и то обстоятельство, что я жила далеко, придавало ей дополнительную уверенность в конфиденциальности.

Эта тридцативосьмилетняя женщина, очень молодо выглядящая, привлекательная, элегантная и подтянутая, нашла в себе силы — хотя давалось ей это очень непросто и с большой болью — рассказать о своей беде. Она отметила, что для нее важно, что я женщина: именно поэтому она решилась поведать мне свою ужасную тайну, с которой жила уже много лет. Возможно, добавила она, я сумею понять ее или хотя бы с сочувствием отнестись к ее рассказу.

Поначалу было трудно понять, в чем причина ее беспокойства. Она с тревогой рассказывала о том, что ее сын в двадцать один год решил жить отдельно. То, что поначалу выглядело как искренняя заинтересованность в благополучии сына, на поверку оказалось глубоким отчаянием: она была в ужасе, что останется одна, и считала, что жизнь ее кончена.

Она рассказала мне о себе: