Мать многоликих (СИ)

Йоварс, пыхтя, тащит задом сопротивляющуюся Улу. Ноги девушки волочатся по земле, руки пытаются ухватиться за что-нибудь. Неожиданно ладонь наталкивается на шероховатый камень, наполовину вросший в дерн. Не думая, Ула выдирает его из земли и бьет им по руке Йоварса. Йоварс, ойкнув, разжимает хватку.

Й о в а р с. (Прижимая к животу ушибленную руку.) Сдурела, что ли? Я ж помочь хочу!

Ула поднимается на ноги.

У л а. (Решительно.) Хочешь помочь? Бери оружие – и за мной.

Й о в а р с. (Очумело.) К-куда?

У л а. За ними – куда!

Й о в а р с. Тебя что, по голове стукнули? Ты эту, на ящере, видела вообще?

И Ула сейчас же вспоминает: ящер с желтым пятном на хребте, женщина, сидящая на троне из ветвей, и противные тепловатые струйки, бегущие по голым икрам.

У л а. (Скорее сама себе, чем Йоварсу.) Ей нельзя отдавать Ониса. Ни Ониса, никого.

Й о в а р с. (Увещевающе.) Это не в наших силах. Это вообще никому не под силу. Я простой рыбак, а не дружинник.

У л а. А Хира как же? Что с ней станет, подумал?

Глаза Йоварса смятенно мечутся.

Й о в а р с. Я… я…

У л а. (С пренебрежением.) Ясно. (Резко поворачивается лицом к улице, где тут и там виднеются выжившие, и – во все горло.) Слушайте! Надо сейчас же бежать за дикарями! Надо вызволить детей! Хотя бы попытаться! Иначе грош нам всем цена! Родители проклянут нас с того света! Ведь теперь, когда их не стало, мы отвечаем за наших младших!

Выжившие парни и девушки некоторое время с одинаковым отсутствующим выражением смотрят на Улу. Потом снова принимаются плакать и бесцельно бродить туда-сюда.

У л а. (С горечью и все так же громко.) Не может быть, чтобы я всю жизнь прожила с трусами! Не может быть, чтобы я любила Ониса больше, чем вы любите своих братишек и сестренок! (Срываясь на плач.) Они же их замучают! Разве не видели – это нелюди!

Все время, пока Ула обращается к выжившим, Йоварс кусает губы. Вдруг, дернувшись, он говорит.

Й о в а р с. Хорошо. Я иду.

У л а. (Удивленно.) Идешь?

Й о в а р с. (Неуверенно разводя руки.) Ну, а как еще? У меня, кроме тебя…

На этих словах Йоварс сильно смущается и отводит глаза. Ула делает вид, что ничего не заметила, да и не до этого ей сейчас.

У л а. (Обращаясь к выжившим.) Кто еще? Ну, хоть кто-нибудь?

Погруженные в свое горе, выжившие не обращают на нее внимания.

У л а. (Разозлившись.) Ну и пёс с вами! Без вас обойдёмся! Пошли, Йоварс.

Й о в а р с. Погодь. Зачем пешком? Сейчас лошадей поищу. (Машет рукой.) У старого Пагриса вон две кобылки имелись.

У л а. Думаешь, уцелели?

Й о в а р с. Не знаю. Но дикари ведь на своих двоих ходят. Стало быть, лошади им ни к чему. Да и обувка не помешает.

Ула смотрит на свои голые стопы, измазанные в крови и саже.

У л а. Да, босиком – это не дело.

Й о в а р с. Хорошо. Тогда ты ищи нам обувку, а я – за лошадьми.