Двое многоликих, стоящих около варана, немедленно бегут туда, куда указала предводительница. Они проносятся мимо Улы, и некоторое время их не слышно и не видно. Затем они возвращаются. Один несёт под мышкой Ониса. Лицо мальчика перекошено, от страха Онис не в состоянии сопротивляться.
Увидев братика, Ула протяжно стонет, дергается, дабы помочь, но ее хватает только на слабое движение, напоминающее скорее нерешительный порыв, чем попытку вызволить мальчишку.
Тут она обнаруживает, что Мать многоликих снова глядит на нее – цепко и изучающе. Ула делает отчаянную попытку пошевелиться, но безуспешно. На лице Матери многоликих появляется усмешка, потом гигантский варан под нею приходит в движение – неуклюже свернув, ящер развалисто удаляется в сторону тракта.
Вслед за вараном из широкого проулка показывается еще один варан, поменьше и без желтой полосы на хребте. Это чудовище запряжено в повозку, представляющую собой клеть на колесах. По ту сторону деревянных прутьев в ногу толщиной плачут дети, их около тридцати. Между прутьев виднеются грязные заплаканные мордочки, несколько ручек тянутся наружу, прося то ли еды, то ли помощи.
Ониса подносят к этой передвижной клети и передают вознице – тот сидит перед клетью на неком подобии скамейки, сплетенной, как и трон Матери многоликих, их узловатых веток, руки держат подобия поводьев. Приняв пленника, возница приоткрывает дверцу у себя за спиной и закидывает Ониса внутрь клети.
У л а. (Сквозь слезы.) С-св-в!.. Ч-чи-и!..
Онис, толкаясь, пробивается к прутьям, высовывается насколько это возможно и кричит умоляюще.
О н и с. Ула! Ула-а! Помоги!
У л а. (Отчаянно дергаясь.) А-а-ах-н-н!..
На большее ее не хватает.
Запряженный варан, скучающе глядя перед собой, следует за головным вараном. За ним показывается еще ящер, тоже тянущий за собой клеть, полную плененных детей. Над пылающей деревней стоит многоголосый плач.
Армия многоликих, растянувшись вереницей, движется прочь от уничтоженной деревни. Их больше трех сотен. Кто-то гонит перед собой украденных хряков, кто-то ест на ходу дымящееся мясо, кто-то пьет из пухлых бурдюков, кто-то очищает дубины от крови, кто-то тащит своих мертвецов. «Затылочные» рожи издевательски пялятся на обездвиженную Улу.
Детские стенания делаются все более неслышными, потом затихают в отдалении, и вот только огонь трещит. Ула уже успела выплакать все слезы. Теперь ей хочется одного – вырваться из невидимой патоки.