Мать порядка. Как боролись против государства древние греки, первые христиане и средневековые мыслители

И надо сказать, что либералы были очень и очень разные, давайте ещё раз об этом вспомним. Были либералы умеренные и «буржуазные» (говоря несколько упрощённым марксистским языком): Локк, Монтескье, Вольтер, Бенжамен Констан, которые говорили, что свобода — это хорошо, но не для всех и не слишком большая. Государство — это зло, его надо обществу контролировать и ограничивать, но совсем без него нельзя. Свобода, но не всем: только богатым, мужчинам, европейцам и так далее. И главное для нас: либерализм — это апология собственности, священной частной собственности! А значит, апология собственников, богачей, которые не хотят государственного деспотизма, но нуждаются во власти государства для защиты своего права эксплуатировать бедняков. На смену феодальному сословному неравенству — новое буржуазное классовое неравенство под эгидой парламентской представительной демократии. Это мейнстрим либеральный.

Но, наряду с мейнстримом, к счастью, были и другие либералы, левые революционные и радикальные либералы, либералы, развивающие традиции левеллеров, о которых я говорил (Лильберн), которые развивали другие аспекты либерализма. Которые говорили, что свобода должна быть бескрайней и не ограниченной тесными рамками, свобода должна быть равной для всех (включая и бедных, и даже женщин и «дикарей»), а государство должно по возможности вообще исчезнуть. Ну, а собственность? — собственность они оставляли в стороне, и, если её совсем не отрицали, то не особенно на ней концентрировались. Для них в либерализме дороги именно эти идеалы: абсолютная свобода человека, критика государства, последовательная свобода в сочетании с равенством. И это ещё не анархизм, но это уже крайний либерализм, который с анархизмом очень близко смыкается. И таких примеров, наверное, можно найти немало.

И, немного забегая вперед, я скажу, что это продолжится и в XIX, и даже в XX веке, когда будут возникать мыслители, где-то между либерализмом и анархизмом, и социализмом. (Ведь эти «измы» — не более чем ярлычки, которые, как всякие ярлычки, больше нас обманывают, чем помогают что-то понять.) Можно вспомнить левого либерала и замечательного классика феминизма Джона Стюарта Милля. Или Герберта Спенсера, на книгу которого с характерным названием «Люди против государства», так любил ссылаться Кропоткин. Или Николая Бердяева, который в философии был бескомпромиссным «мистическим анархистом», в социальных воззрениях — более умеренным «персоналистическим социалистом», а в политике примыкал к левым либералам — партии кадетов. В этом смысле иногда родителя русского народничества, персоналистического общинного социализма Александра Герцена верно называют «либеральным социалистом», поскольку он в своём развитии от западнического либерализма через разочарование в мещанско-буржуазной Европе двинулся к либертарному социализму Прудона и Бакунина, и находится где-то в пространстве между ними, исповедуя социализм, но свободный, либерализм, но с сильным социальным уклоном! И в XX веке были такие мыслители.

Но мы сейчас с вами говорим о той эпохе, когда всё это ещё не дифференцировалось, так чётко и очевидно не разложилось по полочкам.

И вот сейчас я хочу воспеть такую фигуру, которую очень люблю, о которой кое-что читал — несколько статей, несколько книг. К сожалению, у меня в домашней библиотеки нет его текстов (и поэтому я сегодня не смог их вам принести), хотя они выходили на русском языке. О человеке, о котором, конечно же, надо сказать в рамках нашего курса. Это Томас Пейн; я уже упоминал это славное имя. Личность, которая лично у меня вызывает глубокую симпатию и даже восхищение.