Мать порядка. Как боролись против государства древние греки, первые христиане и средневековые мыслители

Так вот, эта несостоявшаяся Реформация, это вообще — тема незавершённой и загубленной большевизмом Реформации в России XIX–XX веков. Толстой как наш Лютер, — несостоявшийся, но связавший Реформацию крестьянского сектантства и интеллигентские религиозные искания. Как Владимир Соловьёв — наш Фома Аквинский, зачинатель русской схоластики, христианской культуры, религиозно-философского ренессанса в России. Очень интересная тема! Как писал в ужасе один церковный деятель Священного Синода в середине XIX века: если у нас в России дать людям церковную свободу, то тут же весь народ уйдёт в раскол, а все дворяне уйдут в католицизм, и потому мы этого не можем допустить! А потом получилось такое странное явление, как «обновленчество», которое изначально несло в себе тенденции именно к обновлению, а дальше начало какие-то дьявольские игры с большевистской властью и оказалось таким Троянским конём внутри церкви. И в итоге начались очень неприятные штуки…

Но это в целом. А, если вернуться к вашему вопросу: сейчас я очень плохо себе представляю, что такое современное православие и в России, и в мире. Оно очень, как мне кажется, многомерно и многолико. За внешним унылым единообразием скрываются разные течения. В нём, как я понимаю, есть довольно сильное крыло, не то чтобы либертарно-анархическое, а либеральное. Которое, прежде всего, было представлено такой великой фигурой, как Александр Мень, загадочно погибший в девяностом году (по мнению многих, не без участия спецслужб или официальных церковников). Но его последователи, тот же Борисов и другие, существуют и активно действуют. Они, конечно, никакие не либертарии и не анархисты, но они — христианские либералы, то есть противники совсем державно-ксенофобского, черносотенного курса иерархов церкви.

Но, если же говорить, собственно, о христианских анархистах, то это сегодня, к сожалению, очень большая редкость. Лет семь-восемь назад образовалась, например, компания людей, как всегда сейчас, отчасти в виртуальном мире, отчасти — в реальном. Они иногда собирались, иногда публиковали какие-то тексты. И я не знаю, существуют ли они сейчас или нет. Я несколько раз ходил на их собрания, один раз выступал с лекцией, некоторые мои тексты они печатали у себя. Там было несколько священников, бывших священников, несколько мирян, несколько разных людей, которые считали себя христианскими анархистами. Но это была буквально небольшая группа из десятка человек. Лет десять назад они были довольно активны, сейчас, по-моему, зачахли.