Мать порядка. Как боролись против государства древние греки, первые христиане и средневековые мыслители

Вот Феодосий Косой и говорит: надо вернуться к этим экклесиям, то есть собираться не в церквям, а в домах; не должно быть богатств, не должно быть церковных иерархов. То есть, повторяю, отрицание почитания икон, церковных иерархий, чудес, отрицание власти как таковой, отрицание собственности, отрицание крепостного права. Он сравнивает крепостное право, которое устанавливается в его время князьями московскими на завоёванной ими Руси, с порабощением иудеев в Ветхом завете и говорит: евреи вышли из Египта, также и люди должны выйти из крепостного права. Люди должны выйти из-под крепостной власти. В создаваемых общинах не должно быть иерархии, не должно быть власти. Власть не совместима с христианством. Собственность несовместима с христианством. Должна быть общая собственность. Приходя в общину, нужно ликвидировать частную собственность и создавать общественную. То есть — последовательно проведенная идея свободы, отрицание любого государственного и церковного авторитета, почитания и поклонения. Ещё, как ни странно и ни изумительно современно это звучит, у Феодосия Косого важна идея братства всех людей: он говорит, что все люди равны, и на Руси, и в Литве, и в других народах, — это космополитизм, удивительный для XVI века с его раздробленностью на разные государства, со всеми этническими, сословными и религиозными предрассудками!

Он, таким образом, сделал крайние выводы их христианства. (Вот возвращение к тому, о чём мы сегодня говорили на первой части лекции.) Христианство — значит не должно быть ни официальной церкви, ни официального государства, ни эксплуатации, ни собственности, должно быть братство, должны быть общины равных, солидарных людей, которые должны собираться. Нужно отвергнуть крепостничество, нужно человеку опираться на свой собственный разум, на свою собственную волю. Закон божий и природный противостоит закону властному. Не надо платить налоги, не надо подчиняться попам и земским властям. То есть идеалы свободы, равенства, братства.

Я не могу сейчас подробнее это излагать; вы можете подробнее это прочитать; несколько книжек есть, где всё это пересказывается. В общем, как вы видите, не сильное преувеличение — сказать, что Феодосий Косой был первым русским анархистом, задолго до того, как появилось слово «анархизм», до Прудона и Бакунина. И, конечно, в нашем курсе о нём надо сказать, что я, собственно, и сделал.

Но теперь давайте немножко задержимся на Руси. Сказав о славных еретиках-вольнодумцах Матвее Башкине и Феодосии Косом, я хочу ещё немного поговорить о некоторых последующих анархических сектах в русском христианстве. Это интереснейшая тема, в ней можно утонуть, множество разных течений. Но, поскольку тут на данной части нашего курса я иду эпизодически, фрагментарно и иллюстративно, безо всяких претензий на всеохватность и полноту, я хочу остановиться только на одной и самой, быть может, интересной и привлекательной секте, возникшей через четверть тысячелетия после Феодосия Косого.

Надо сказать, тут мы с вами очень сильно опередим наш курс — вообще-то мы ещё с вами в Средних веках и Возрождении, — но сейчас мы в порядке исключения прыгнем в XVIII–XIX века, когда происходит очень интересная вещь. С одной стороны, в России мёртвая, совершенно убитая церковь, после Никона и Петра, — особенно. Пётр Первый, как вы знаете, фактически, превратил церковь в государственное ведомство, отменил патриаршество, заменил главу церкви чиновником, главой Синода, отменил тайну исповеди (это вообще чудовищно — то есть священник это чиновник, который должен «стучать» о том, что ему рассказали на исповеди). Это полностью убивает церковь и превращает её в труп. Как сказал Достоевский, «русская церковь после Петра у нас — в параличе». Двести лет паралича, от Петра, синодальный период, до революции 1905 года, когда начинается очень фрагментарная гальванизация церковного организма.

Но параллельно с этим убийством официальной церкви Петром Первым происходит очень сильное религиозное, духовное брожение в народе. Начинается, я бы сказал, какое-то реформационное движение, появляется такое понятие как грамотный крестьянин, а с XIX века, с Александра Первого, людям дозволяется читать Библию. Более того, Александр Первый создает Библейское общество по лучшим протестантским образцам — для распространения Библии в народе.